В этот миг Аланис со всей ясностью осознала, что скорее взойдет на костер, чем позволит Эросу пожертвовать титулом принца и княжеством. Смотреть потом всю жизнь, как он страдает и казнит себя за то, что бросил свое отечество и перешел на сторону врага, будет еще большей мукой, чем отказаться от него сейчас. Это погубит их обоих. Она должна отпустить его. Ради него самого.
– Мне жаль, – отстранилась Аланис. – Я не могу принять твое предложение. Я не буду жить во Франции.
– Я понимаю твое отвращение, англичанка. – Его рот растянулся в улыбке. – Поверь мне, я и сам не слишком радуюсь перспективе здесь обосноваться. Но это не на всю жизнь. Мы при первой же возможности сбежим отсюда:
– А как же ломбардийское венчание? Я знаю ваши миланские законы.
– Правда? Теперь это не имеет значения. – Он небрежно пожал плечами. – Ломбардский закон касается лишь миланских принцев, а не безымянных, бездомных французских моряков.
У Аланис разрывалось сердце. Ее решимость окрепла.
– Ты не станешь принцем?
Он обнял ее крепче, согревая доверчивой улыбкой.
– Нимфа, на которой я собираюсь жениться, не станет возражать. Потому что, как выяснилось, любит меня. – Он поискал подтверждения в ее глазах, но, когда она их отвела, Эрос встревожился: – У тебя есть сомнения?
– Да… я надеялась… Людовик обещал, что если я навещу тебя, он позволит нам с дедушкой вернуться в Англию. Мы уезжаем завтра.
– Я тебе не верю. Ты лжешь. Почему?
Она поймала его взгляд.
– Потому что ты был прав с самого начала. Я пришла к тебе в ту первую ночь лишь потому, что ты мне рассказал о себе. Я хочу быть принцессой, если не в Милане, то в любом другом месте.
– Но ты любишь меня.
– Никогда не любила. – Аланис душили слезы. Эрос ушам своим не верил.
– Наверно, я полный идиот, – прошептал он. – Я… я не вполне понимаю…
– Все ты понимаешь. Просто отказываешься принимать.
– Принимать что? Что женщина, вытащившая меня из ада, вылечившая мою душу, спавшая в моих объятиях, совсем мне незнакома? Откуда такое бессердечие?
Эрос поднял к себе ее лицо и заглянул в глаза.
– Аланис, а ты не думала, что у нас может быть ребенок? Наш ребенок?
– Тебя это волнует?
– Нет, никогда не волновало.
В его взгляде она видела больше, чем ей хотелось. На короткий миг Аланис закрыла глаза в надежде успокоиться и, оторвав от себя его руки, холодно проговорила:.
– Нет никакого ребенка. – Пусть он ее ненавидит. Пусть проклинает. – Я об этом позаботилась.
– Ты пришла ко мне девственницей, Аланис! Откуда тебе знать о подобных вещах?
– Девственницей, но не идиоткой, – возразила она. Он схватил ее за руки и встряхнул.
– Что ты сделала со своим телом? Говори.
Она была в его руках тряпичной куклой. Презрение в его глазах заставило ее сжаться.
– Пила травы, – призналась она равнодушно, – заваривала и пила каждое утро.
Эрос закрыл глаза. Наконец он ей поверил. Отпустил ее руки и попятился.
В мыслях она валялась у его ног и рыдала.
– Прощай, Эрос.
Он снял с шеи тяжелую золотую цепь, вложил в ее открытую ладонь и сжал ладонь в кулак.
– Пусть он будет у тебя. Ты его заслужила. Это то, что останется одному из нас от Милана.
Аланис направилась к двери и попросила, чтобы ее выпустили. В последний раз бросила на него взгляд сквозь решетку прорези и увидела в его прекрасных глазах блеск непролитых слез.
На скалы Дувра обрушивались высокие волны. Стоя промозглым утром у перил корабля, Аланис смотрела на побережье-Англии и чувствовала себя такой же мертвой, как эти серые утесы. В душе она сознавала, что поступила правильно. Эроса не повесят. Он бежит из Франции и станет следующим герцогом Милана. Но она никогда его больше не увидит.
Этот холод в крови был ей знаком: тоска, тошнота и одиночество. Она узнавала симптомы. Из ее горла вырвался не то плач, не то смех. Образец доброты и лицемерия. Ее мучила боль и ревность при мысли о женщинах, с которыми он проведет остаток жизни, ибо сомневалась, что Эрос примет обряд безбрачия. Он найдет утешение, найдет радость и найдет любовь.
А она будет вечно тосковать по нему, как скалы Дувра тоскуют по солнцу.
Боль ее усилилась и стала невыносимой. Спрятав лицо в ладонях, она подавила стоны. «О Боже! Эрос. Я люблю тебя… Я люблю тебя…»
Настал день казни. Отсрочив исполнение приказа, Людовик заперся в Трианоне, едва взошло солнце, и отказывался принимать министров и придворных. Когда королевское убежище окутал сумрак, монарх наконец послал за своим камердинером, преданным Жако.
– Черт побери, Жако! – воскликнул Людовик. – Я могу отправить предателя к предкам, стоит только щелкнуть пальцем, и все же палец отказывается щелкать!
Глядя, как король меряет шагами красный ковер, Жако робко промолвил:
– Может, королевский палец просто любит этого преступника и не желает с ним расставаться?
– Проклятие, мой мудрый Жако! Королевский палец сердит на этого преступника. Он хочет щелкнуть и в то же время испытывает сильное нежелание это делать. Он такой же наглый, как и тот паршивец, чьим защитникам выступает.
– А в прошлом этот палец проявлял когда-нибудь признаки такого же неповиновения, монсеньор? – поинтересовался Жако.
– Проявлял, – пробурчал король. – Все проблемы начались в начале той недели, когда уехал английский герцог со своей внучкой.
– Высокая блондинка с кошачьими глазами. – Жако не мог скрыть улыбки. – Не она ли испортила королевский палец, спровоцировав акты неповиновения, монсеньор?
– Она, она, mon Jacquoui. У нее кровь отличной английской строевой лошади. Она послала бедного оборванца к дьяволу и улетела на свой маленький остров. До чего же бессердечная!
Жако задумался.
– Похоже, проходимец не так уж виноват в преступлениях, которые ему вменяют. Возможно, его дело заслуживает повторного слушания. Полагаю, оно сотворит чудо с королевским пальцем, монсеньор.
– Ты так думаешь?
– Да, монсеньор. После того как королевский палец выслушает историю негодника, просидевшего в Бастилии целую неделю в раздумьях над своим дурным поведением, он снова станет послушным.
– Превосходно! А теперь беги и приведи мне капитана, как там его?
– Ла Виллетта.
– Найди Ла Виллетту и скажи, чтобы немедленно привел ко мне Стефано.
– А как же послеобеденный сон его величества?
– Сон! Какой сон с министрами, не дающими мне ни минуты покоя? Они только и делают, что говорят об Испании, или об Австрии, или об Англии. Я уже не сплю, месье. Разве что дремлю иногда. А теперь ступай! Освободи моего Стефано из тюрьмы.
В сопровождении четырех гвардейцев капитан Ла Виллетта доставил принца Стефано Сфорца в Трианон. Пленник казался необычно пассивным. Но при виде его могучей стати Ла Виллетта решил, что причиной странного поведения является скорее меланхолия, чем общая слабость. Неделя в Бастилии не могла подорвать здоровье такого мужчины, но могла сломать его дух. Ла Виллетта видел, как крепкие мужчины за несколько дней теряли присутствие духа, зная, что приговорены к смерти.
