Вилла Лозер
Ноябрь 1814 года
В первый момент я не могу поверить.
— Это ваши деньги от месье Диона, — говорит Поль, — а тут письмо, подтверждающее выплаченную им сумму.
— Ты что же, думаешь, я могла бы обвинить тебя в воровстве? — кричу я.
Он пожимает плечами.
— Не знаю.
Я оглядываю гостиную, где стоят сундуки с вещами, и вижу, что он собрал их не для того, чтобы ехать на Эльбу, а для возвращения на Гаити. Но стоит мне представить себе жизнь без Поля, как я понимаю, что это совершенно невозможно. Он всегда был рядом. Он меня не бросит!
— Ну пожалуйста, поедем со мной на Эльбу! — умоляю я.
— Прошу меня извинить, но я больше не могу.
— Но почему? — рыдаю я.
Он поднимает два сундука и идет к выходу.
— Потому что я уже и так просидел тут на два года дольше, чем было обещано. Потому что рабство по-прежнему болезнь этой империи. И потому что я хочу домой. Желаю вам удачи, ваше высочество — во всем. — В его глазах холод. — Я собирался уехать сразу, как вы вернетесь из Фрежюса. — Он делает паузу. — Но мне было интересно посмотреть, сумеете ли вы расстаться со своими мечтами о господстве после того, как рухнули аналогичные мечты вашего брата.
— Ну пожалуйста… Я ведь могу измениться!
— Но не станете.
Он обходит меня и выходит в дверь. Снаружи его ждет наемный экипаж. Я висну на его руке.
— Но Поль, ты мне нужен!
Мы тринадцать лет не расставались!
— Тогда едем на Гаити.
И это — когда мой брат нуждается в помощи?
— Не могу.
— Я знаю. Вы же из Бонапартов. Ваше честолюбие этого не допустит.
— Что ты знаешь о честолюбии? — воплю я ему вслед, и он замедляет шаг. — Да если бы не мое честолюбие, ты бы так и сгинул в своем Сан-Доминго! Сосед тебе писал, что всю твою родню французы поубивали, да? — Поль поворачивается. Он готов меня прикончить, но мне плевать. Я и так слишком долго его оберегала от правды. — Так вот знай: это были твои же соплеменники. Они убили всю твою семью — и мать, и брата с отцом.
Он мотает головой.
— Это неправда!
— Когда моему брату пришло это известие, я настояла, чтобы он тебе не говорил. Можешь спросить тех, кто при этом присутствовал, — с вызовом объявляю я. — Возвращаться в Сан-Доминго без покровительства — это самоубийство. А я бы тебя сделала тамошним королем…
— Что?! — кричит он. — Королем острова, потерявшего сто пятьдесят тысяч человек во имя свободы? И вы думаете, что даже если бы это было осуществимо, я бы на это пошел?
От такой неблагодарности я теряю дар речи.
Он оставляет меня в дверях и свистит кучеру.
— Готов?
Тот приподнимает шляпу.
— Жду ваших распоряжений.
— Погоди! — кричу я, но он меня больше не слушает. — Пожалуйста… — Он закрывает дверь. После этого карета отъезжает, а я сползаю на пол. — Поль! — кричу я, и ко мне мгновенно подбегает моя левретка.
Она забирается мне на колени и преданно смотрит в мое лицо, а я все плачу.
Всю дорогу до Эльбы я в оцепенении. Без Поля мир лишился красок, все вокруг стало серым. Мне недостает его ума, его чуткости, его смеха… Но он вернется. Только бы брату удалось повторно завоевать Сан-Доминго и сделать Поля его королем… Гаити мог бы стать идеальным пристанищем, нас бы там никто не достал; мы были бы в полной безопасности.
Ну ничего, как только Поль узнает, что на самом деле произошло с его родными, он следующим же кораблем вернется во Францию. Ему, конечно, сообщили, что вся семья погибла, но он еще не представляет себе степень варварства своих соплеменников.
— Ваше высочество, скоро Эльба. Не хотите посмотреть?
Вместе с мадам де Монбретон, самой молоденькой из двадцати пяти моих придворных дам, мы подходим к перилам. Вдали виден остров. Под теплым осенним солнцем он выглядит прекрасно. Но это не место для императора Франции. От Римской империи до крошечного островка…
Шесть месяцев назад здешний городок Портоферрайо приветствовал моего брата оружейным салютом и парадом. Сегодня этот маленький порт тоже охвачен возбуждением и заполнен людьми, собравшимися посмотреть на прибытие моего корабля. Я вглядываюсь в лица, но пока не вижу ни одного знакомого. Где-то в толпе — мой брат. А с ним — моя мать, которой сохранили ее титул королевы-матери. Три месяца назад она приехала утешать Наполеона в этой ужасной ссылке и поклялась оставаться с ним до самой смерти.
Мы подходим к причалу, и я достаю из ридикюля зеркальце. Щиплю себя за щеки и убираю со лба непокорную прядку. Когда корабль начинают швартовать, расправляю юбки.
— Вон он! — восклицает мадам де Монбретон.
Я слежу за ее пальцем, указывающим на фигуру в дальней части причала. Все верно. Его ни с кем не спутаешь, хоть он и прибавил в весе. На нем его любимая шляпа, белые панталоны и китель. Я бегу к трапу, и мои фрейлины расступаются, давая мне возможность первой сойти на берег. На причале ждут сотни людей, но я вижу только его. Наполеон встречает меня на полпути. Я бросаюсь в его объятия и так сильно прижимаю к себе, что черное платье на мне едва не трещит по швам.
— Паолетта! — с нежностью произносит он, потом подается назад. — А почему ты так одета? Сейчас приедем, и переоденешься во что-нибудь повеселей.
— Конечно, ваше величество!
Я ловлю его взгляд — ничто не изменилось.
— А где ты живешь? — спрашиваю я.
— Во дворце Мулини. — Он поднимает брови. — Скоро увидишь.
Подходит мама и тепло меня обнимает.
— Паолетта. — У нее дрожит нижняя губа. — Mio Dio, ты правда приехала!
— Конечно!
— Единственная из всех братьев и сестер!
— Тогда они недостойны называться Бонапартами, — говорю я.
Брат ведет меня к императорской карете, и мы движемся по узким улочкам в составе длинной процессии экипажей и повозок.
— Ну, рассказывай новости, — просит Наполеон.
Но сейчас не время. Как мне сказать ему, что наш новый государь произвел Гортензию в герцогини Сан-Лё, а ее брат Евгений перевез семью в Мюнхен? И слышал ли он, что его жена увезла их сына назад в Австрию? А Жозефина…
Мама возмущается:
— Представляешь, они на этом острове нам ничего не рассказывают!
Я выглядываю в окно кареты и вижу дворец Мулини, примостившийся на скале. Повозки останавливаются, и Наполеон подает руку сначала матери, а потом мне.
— Добро пожаловать в Palazzina dei Mulini, — провозглашает он, и в его голосе я улавливаю сарказм.
Дворец Мулини — это двухэтажная вилла с видом на море. Из сада видна вся гавань и все семь кораблей, составляющих здешний флот.
