— То есть в моей знатности вы уверены.
— Порогу не скроешь. — Шастейль откинулся назад и покачался на ножках стула. — Поклен, вы доставили мне удовольствие, привезя такую очаровательную гостью.
Доктор многозначительно покашлял, но ничего не сказал.
— Неужели у вас, с вашим богатством и… внешностью, есть недостаток в гостьях? — поинтересовалась Соня, пригубив из бокала восхитительного рубинового вина, которое налил ей очередной ливрейный слуга.
— Представьте себе, — нарочито тяжело вздохнул тот. — Люди не могут простить мне, что какой-то лекаришка, который продолжает лечить больных, посмел покуситься на святая святых аристократии, на то, что отличает их от других смертных. Титулы!
Увы, одних титулов мало, и они стали торговать своими регалиями. Чтобы ненавидеть тех, кто способен их купить. Например, я с легкостью мог бы купить себе, место при дворе, но подозреваю, что там мне будет слишком скучно…
— Жан, я тебя не узнаю, — наконец подал голос Поклей. — Ты даже не поинтересовался у княжны, что привело ее к тебе, а вместо этого говоришь не переставая, так что ее сиятельство может подумать, будто я привез ее не к великому хирургу, а к какому-то титулованному шарлатану.
— А я полагал, что мое имя в особом представлении не нуждается. Или еще не весь Дежансон его знает? Ах да, вы же еще не познакомились с самыми известными людьми города.
Кажется, этот Шастейль от скромности не умрет.
— Именно так я и подумала, — созналась Соня, глядя прямо в его черные как ночь глаза, — что доктор Поклен несколько… преувеличил ваши способности.
— И вам захотелось уйти? — он ответил ей таким же прямым взглядом.
— Если бы дело касалось меня лично, я бы так и сделала.
— Потому что я купил себе титул?
— Потому что вы, как говорят у меня на родине, решили пускать пыль в глаза.
— Неплохо сказано, — расхохотался Шастейль. — Но что мне еще остается, раз аристократы меня не признают? Сами-то они постоянно… пускают эту самую пыль, хвастаются друг перед другом. А мне нельзя?
В голосе его прозвучала скрытая обида. Соне даже на миг стало его жалко: совсем как мальчишка!
— Если доктор Поклен не преувеличивает и вы действительно выдающийся хирург…
— Ты польстил мне, дружище, — отвел глаза в сторону Шастейль, обращаясь к Поклену. — Разве не так?
— Не так.
— Вот видите, — подхватила Соня, — титул может купить всякий… богач. А разве купишь умение, талант? Кроме того, у вас есть одно преимущество.
— Какое? — теперь Шастейль смотрел уже по-другому, словно взял и снял некую личину, которая ему самому опротивела.
— Люди всегда болеют.
Он облегченно улыбнулся и с особой симпатией взглянул на Софью.
— И вы хотите, чтобы я…
— Я хочу, чтобы вы помогли моей служанке.
— Но зачем? Никто из моих знакомых… аристократов никогда не заботился о слугах. Если вас не устраивает ее внешность, наймите другую.
— Кажется, вместо лечения вы стали давать советы?
Или вы решили отказаться от врачебной практики?
Граф взглянул на нее с нарочитым удивлением, хотя в его глазах притаились смешинки. Нарочно, что ли, он выводит ее из терпения?!
Но Шастейль не стал затягивать паузу, заметив, что его гостья начинает злиться.
— Да, у вас есть чему поучиться выскочке.
— И чему же?
— Вот такому высокомерному, прошу меня простить, и надменному взгляду.
— Может, хирургия вас больше не интересует?
Он хмыкнул и подергал себя за мочку уха. Казалось, Сонина злость его все больше веселила.
— Хорошо, хорошо, мир! Вы ведь не сердитесь на меня на самом деле, нет? Я неудачно пошутил. Прошу прощения. Хотите стану перед вами на колени?
— Ради бога, не надо! Я согласна все забыть, — воскликнула Соня. Чего, в самом деле, она так раскипятилась?
— Позвольте мне, в знак того, что я получил прощение, поцеловать вашу руку. — Шастейль встал из-за стола и смиренно склонился перед Соней, чтобы тут же обрести серьезный тон. — Припоминаю: ваша служанка уродлива. Это пока мое первое и единственное впечатление, ибо все свое внимание я направил на ее госпожу.
— Но теперь вы готовы осмотреть Мари?
— Еще не было случая, чтобы я отказал пациенту, — строго заметил Жан Шастейль — он больше не паясничал. Впрочем, он тут же улыбнулся и опять стал напоминать хвастливого мальчишку. — Но вина-то я вам могу предложить? Знаете, сколько стоит эта бутылка?
Соня нарочито шумно вздохнула, но не преминула упрекнуть:
— Ну, кто рассказывает об этом гостям? Хотите, чтобы вино застряло у них в глотке, а вы, врач, — тут как тут? Странным образом вы приобретаете себе пациентов.
— Выпьем за здравомыслие нашей дамы, которая достаточно тверда, чтобы не поддаваться на провокации, — сказал самому себе граф и отпил изрядный глоток.
— Вы обиделись? — спросила Соня, ругая себя мысленно за то, что из нее наружу вылезла неизвестно откуда взявшаяся надменность.
— На что я могу обижаться, — понурился хозяин. — Я и сам не понимаю, что на меня нашло. Но когда я выглянул в окно и увидел, как вы выходите «из кареты, как ступаете на снег своими изящными туфельками, как грациозно держите красивую головку, я подумал: вот аристократка, которой не надо ничего покупать, за нее все уже сделали благородные предки.
— Как вы правильно заметили, мои туфельки чересчур изящны для нынешней погоды.
— Я такого не говорил…
— А знаете почему? Потому что, как выяснилось, я совершенно не умею сама о себе заботиться. Мой поспешный отъезд из Петербурга, события, которые вовлекли меня в свой бурный поток по приезде во Францию, не давали мне возможности осмотреться и подумать хотя бы о своем гардеробе. Знали бы вы, как я замерзла в своих не по сезону туфельках всего за те несколько мгновений, что шла от кареты к входной двери вашего дома! Вот тем аристократы и слабы перед другими сословиями: своей неприспособленностью, неумением устраиваться в жизни без посторонней помощи. Так что благодарите бога, что он сначала дал вам возможность научиться жизни, а уж потом дал богатство…
Граф Шастейль — так есть у него эта злосчастная приставка или нет?! — посмотрел на Соню с новым интересом.
— Надо же, я никогда прежде не рассматривал свою жизнь с такой точки зрения. Более того — тем, кто интересовался, как я сумел так разбогатеть, нахально врал, что изобрел эликсир богатства. И когда у меня спрашивали, продаю ли я его, отвечал, что продаю, только очень дорого. Чтобы его купить, надо заплатить просто несусветные деньги.
— И что же, вопрошавшие не возмущались?
— Возмущались, и еще как. Мол, если у человека есть несусветные деньги, зачем ему эликсир. В том-то и дело, отвечал я, что эликсир нужен для сохранения и приращения богатства. А чтобы его заиметь, надо как следует попотеть.
