Однако библиотеки предназначены не для этого. И дневное время суток тоже, постоянно напоминал он себе. Он пользовался любым поводом, чтобы остаться дома, и в результате дела имения привлекли больше хозяйского внимания, чем когда-либо в его истории. Это был единственный способ держать мысли в порядке. Даже сейчас, когда он восполнял силы с помощью ростбифа, он не прекращал думать о том, чем занимался два часа назад. Он чувствовал запах Дианы, словно тог въелся ему в кожу. Он проверил ощущения, понюхав запястье.
— Доброе утро, милорд.
Себастьян едва не поперхнулся и резко опустил руку. В дверях стояла Диана. Нимфа долины — теплая, нагая, с мечтательным взглядом — уступила место блестящей олимпийской богине, одетой как на прогулку по Бонд-стрит.
— Джордж, подайте, пожалуйста, ветчины, — оживленно проговорила она, — И пару кексов.
Она не выказала никакого желания поговорить за столом и начала намазывать кексы маслом и медом.
— У тебя сегодня хороший аппетит, — наконец сказал Себастьян, когда Диана управилась с большой тарелкой, наполненной едой.
— Проголодалась.
— И не тошнит?
Он взглянул на камин, в котором горел сэкстонский сернистый уголь, выдавая тепло и клубы дыма.
— Уже несколько дней. Даже в комнатах, которые топят углем. Доктор Харрисон говорит, что это нормально. Тошнота проходит на четвертом месяце.
— Но ты ведь обычно не ешь много.
— Но не в последние недели. Аппетит решил отомстить мне и вернулся. Конечно, — продолжала она, блестя глазами, что очевидно контрастировало с бесстрастным тоном, — я много занималась физическими упражнениями.
— В самом деле?
— Это полезно для здоровья.
— Я всегда об этом знал.
— Даже по ночам я не прекращаю занятий.
— Похвально, — сказал Себастьян, сохраняя на лице серьезное выражение.
— Поэтому неудивительно, что мне нужно дополнительно питаться, чтобы поддерживать силы.
— Не могу не согласиться с тобой. — Он перегнулся через стол. — Теперь, когда ты закончила восстанавливающий силы завтрак, я бы предложил тебе полежать.
Он оглянулся на Джорджа, сохранявшего невозмутимость и ничем не показавшего, что он угадал истинные намерения Себастьяна.
Диана, видимо, тоже не поняла, либо искусно притворялась:
— Я только из постели. И у меня на сегодня полно планов.
— В твоем положении нужно быть очень осторожной. И моя обязанность как твоего мужа следить, чтобы ты достаточное время проводила в постели.
— Пожалуй, можно немного подремать, — сказала она через минуту, в течение которой делала вид, что усиленно размышляет. — Но сначала немного физических упражнений.
Ее улыбка мгновенно вызвала у него напряжение в паху. Себастьян встал и предложил руку:
— Позволь мне составить тебе компанию.
— Это было великолепно, — в изнеможении сказала Диана спустя полчаса.
Она положила голову мужу на грудь и коленями крепко обхватила его бедра.
— Замечательно, — ответил Себастьян и поднялся, чтобы укрыться покрывалом. — А теперь отдохни.
В первый раз, когда Диана оказалась сверху и показала, что хочет заниматься любовью таким способом; он был немного шокирован. Это показалось ему противоречащим природному порядку вещей. Однако, он быстро понял достоинства этого варианта и быстро смирился с позицией пассивного любовника, и еще с несколькими, доставлявшими не меньше удовольствия. Но эта, пожалуй, станет его любимой, потому что ему нравилось чувствовать вес ее тела, а потом, когда они отдыхали, ее обволакивающее тепло.
Диана взяла его голову и потерлась своим носом о его.
— Ты знаешь, что у тебя очень красивые глаза? — спросила она.
— У меня? Это у тебя красивые глаза. Цвета южного полуденного неба. А цвет моих похож на пасмурное утро в Нортумберленде.
— Очень поэтично.
— Умоляю, — сказал Себастьян, хмыкнув, — не делай из меня поэта.
— У тебя не серые глаза, а серебристые, как у полной луны. Хорошо, что ты носишь очки и другие женщины не могут сказать, как ты красив.
— Дразнишься?
— Вовсе нет. Ты легко можешь соблазнить любую. Леди Джорджина Харвилл без ума от тебя.
— Если и так, — фыркнул он, — в чем я сомневаюсь, то ее чувства останутся без ответа. Я ей едва пару слов сказал, поэтому твоя ревность беспричинна.
— Зря ты это затеял, — раздраженно сказала Диана и перекатилась на спину.
Себастьян хотел спросить, жалеет ли она о том, что произошло в результате его обмана. Тот факт, что она вышла замуж вынужденно, не выходил у него из головы. Он-то доволен, а Диана? Он хотел спросить ее, как она себя чувствует, но не мог сформулировать вопрос так, чтобы он не прозвучал жалко.
Себастьян положил ладонь на ее уже заметно выступающий живот — доказательство несчастного случая, который привел к нынешнему положению вещей.
— Как ты считаешь, я не очень располнела? — спросила Диана. — Я боюсь того, что произойдет, раз ко мне вернулся аппетит. Шанталь предупреждала, что женщины, ждущие ребенка, становятся очень толстыми, если не соблюдают осторожность.
— Мне кажется, глупо сейчас заботиться о фигуре. Я буду только рад, если тебя будет немного больше.
— Благодарю, милорд. Это прозвучало очень галантно. Вы становитесь сладкозвучным льстивым мерзавцем. — Ее маленькая ладонь легла на его руку, — Чувствуешь его? — спросила она. — Я пока не ощущаю его движений, но скоро почувствую.
Мысли о ребенке постоянно вызывали в Себастьяне смятение. Он повернулся на другой бок, чтобы можно было убрать руки с ее выступающего живота. До сих пор ему удавалось избегать разговоров о будущем. Все его внимание было направлено на здоровье жены; он старался не думать об опасностях, сопутствующих родам, и об абсолютно не исследованной территории отцовства — все это страшило его.
— Как думаешь, кто родится, мальчик или девочка?
Эту тему они еще ни разу не обсуждали.
— Шанталь считает, что девочка, поскольку левый сосок у меня темнее.
— Правда? — оживившись, спросил Себастьян. Ему понравилось, что нашелся повод обследовать грудь Дианы. — Я не видел разницы, но уверен, теперь обнаружу ее. — Он приблизил губы к розовому соску, но вдруг остановился. — Может, стоит стимулировать правую сторону, если из-за этого может родиться мальчик.
— Надеешься, будет мальчик? Все мужчины хотят иметь наследника.
— Титул, имение и так далее, — сказал Себастьян, хотя ничего подобного на самом деле не имел в виду.
Он предпочел бы мальчика, поскольку представления о ребенке мужского пола не так его пугали. Маленький мальчик — это было ему знакомо. А девочка?
