Та вздрогнула. Действительно, она совершенно потеряла представление о времени. Словно зачарованная, следила она за нескончаемой кавалькадой, тянувшейся перед ее изумленным и восхищенным взором.
— Что случилось, дорогая? — удивленно спросила Батистина.
— Как это что случилось? Прежде всего, твоя дорогая Элиза уже чувствует себя намного лучше, — сухо ответила госпожа Ленорман.
— О, Элиза, моя дорогая нянюшка, это непростительно! Как я могла забыть о тебе?! — вскричала Батистина, осыпая свою дуэнью поцелуями с той непосредственностью, против которой никто не мог устоять. — Но все это так ново для меня! Ты, дорогая Жанна-Антуанетта, живешь в Париже, ты уже замужняя дама!..
— Ну так что же!? Ты тоже очень скоро выйдешь замуж! — улыбнулась более любезно Жанна-Антуанетта.
Батистина приоткрыла рот от удивления: она совершенно забыла о существовании Жеодара.
— Да… конечно… Но какой чудесный, замечательный день! — с воодушевлением воскликнула она после минутного замешательства.
— Замечательный?! Бессердечное создание! Ты забыла про беднягу факельщика! — простонала Элиза.
«Она права, я просто чудовище! Какой эгоизм!» — с раскаянием подумала Батистина.
Жанна-Антуанетта посмотрела на подругу и еле заметно пожала плечами. Она выглянула в окошко:
— Ну что, Юзеб, мы можем ехать?
— Ах, мадам, мочь-то мы можем, но… пожалуй, что и не можем…
— Наглец! Что ты несешь?! Ты выпряг раненую лошадь и убрал с дороги труп издохшей?
— Бррр… да, мадам, все сделано, если можно так сказать…
— Тогда вперед! — гневно воскликнула Жанна-Антуанетта.
— Простите меня великодушно, мадам. Мы слишком задержались! Недалеко же мы уедем без факельщиков! Скоро станет темно, как в аду, а лошадки так нервничают и так всего пугаются после всей этой суматохи! — простонал бедный Юзеб, еще не совсем пришедший в себя после пережитого.
Словно в ответ на его жалобы раздался дробный стук копыт. Четыре рейтара с факелами в руках окружили карету.
— Мы получили приказ сопровождать вас, куда вам будет угодно, сударыни! — сказал один из них с легким гасконским акцентом, отдавая честь дамам.
— Благодарю вас, господа! Ну, теперь — в путь! — приказала Жанна-Антуанетта, откидываясь на атласные подушки и потянув за шелковую ленту, чтобы поднять окошко. Карета тронулась.
Пламя от факелов освещало экипаж, и рейтары с любопытством посматривали на двух хорошеньких молоденьких девушек.
Хитрый огонек зажегся в глазах Батистины, и она удержала руку подруги:
— Подожди, дорогая, мне в голову пришла одна мысль!
Жанна-Антуанетта усмехнулась:
— Ты говорила так в пансионе, когда собиралась совершить какую-нибудь глупость…
Старая Элиза укоризненно взглянула на подруг, и они обе прыснули со смеху. Батистина поманила к себе пальцем одного из рейтар. Он был почти так же молод, как и Батистина, и с гордостью носил свой синий мундир. На левом плече у него красовалась эполета с серебряной бахромой, украшенная золотой звездой. Юноша вежливо стянул с головы треуголку и склонился к окошку:
— Чем могу служить, сударыни?
Он закашлялся, смущенный тем, что две красавицы смотрели на него, улыбаясь и время от времени переглядываясь, как настоящие заговорщицы.
— О, сейчас довольно холодно, сударь, наденьте шляпу! Мы вас очень просим! — сказала Жанна-Антуанетта с очаровательной улыбкой.
— Благодарю вас, сударыня! — промолвил, запинаясь, рейтар и водрузил свою треуголку с серебряным галуном поверх белого напудренного парика.
— Вы ведь не простой солдат, сударь? — продолжала Батистина с той великолепной самоуверенностью, которая отличает только невинных девушек, действующих по наитию.
— Что правда, то правда, сударыня! Я нахожусь в чине корнета! — гордо заявил юноша, покраснев от удовольствия.
— Ах, корнет! Как мило! Такой молодой, и уже корнет!
— Осторожней, Батистина, а то он, пожалуй, свалится с лошади! — зашептала Жанна-Антуанетта.
Батистина расхохоталась.
Юный рейтар отвел в сторону руку с пылающим факелом, чтобы свет не падал на его густо покрасневшее безбородое лицо, в результате свет еще сильнее залил карсту, и красота двух подруг стала просто ослепительной.
— А сколько вам лет, господин корнет? — поинтересовалась Жанна-Антуанетта.
— О, я не так молод, как вам кажется, сударыня. Мне двадцать четыре года, — ответил юноша, безбожно привирая и не сводя глаз с Батистины.
— Ах так! А мне двадцать, — пускаясь на столь же бесстыдный обман, заявила Батистина.
— А я, хотя и замужняя дама, признаюсь, что мне никогда не доводилось беседовать с корнетом! — воскликнула Жанна-Антуанетта, кичась своим опытом «много повидавшей и пожившей женщины» перед двумя юнцами.
— Правда, сударыня?
— Правда, сударь.
— Нет, я уже видела корнетов, но только, конечно, издали. Но они не держались в седле так гордо, как вы, и у них не было таких изысканных Манер, сударь, — живо вставила Батистина.
— Правда, сударыня? — еле ворочая языком, пробормотал юноша, не знавший, куда девать глаза от смущения.
— О да, правда… Истинная правда, сударь!
— Разрешите представиться! Эрнодан де Гастаньяк… к вашим услугам, сударыни, — низко склонил голову юноша.
— О! Сударь! Так вы, несомненно, гасконец? — восхищенно закатила глаза Жанна-Антуанетта.
— Да, сударыня! Гасконец из Гаскони! — гордо вскинул голову рейтар.
— А чьи приказы вы выполняете, господин де Гастаньяк? — невинно спросила Батистина, широко открывая свои голубые глаза.
Молодой корнет готов был лопнуть от гордости:
— Я исполняю приказы моего капитана, который получает указания от господина дю Плесси, а уж тот их получает прямехонько от его величества…
Рейтар прикусил язык. Как всякий истинный гасконец, он слишком быстро проболтался. Две тонкие штучки с удовлетворением переглянулись, ибо вытянули-таки из юноши сведения, которые хотели заполучить во что бы то ни стало. Жанна-Антуанетта поудобнее расположилась на подушках. Окончательно смущенный корнет опустил голову. Батистина мило улыбнулась юноше, чтобы пролить немного целебного бальзама на его раны.
— Решительно, мне очень нравится говорить с мужчинами! — заявила Батистина, берясь за шнурок, чтобы опустить окошко.
— Да уж, заметно! — с нервным смешком пожала плечами Жанна-Антуанетта.
— О, дорогая, ты ведь моя единственная подруга! И я тебя люблю! Разве я сделала что-нибудь такое, что могло рассердить тебя? — воскликнула Батистина, расстроенная недовольным видом Жанны-Антуанетты.
