— Но вы же ответили мне, значит слышите…
— Нет, — упрямо повторил он.
Что за вздорный человек!
— Как это понимать?
— А так, что пока не назовешь меня по имени, я не отвечу тебе.
Действительно, самый невозможный из людей!
Но у нее не было сил отказать ему. Глядя на него сейчас, Шарлотта понимала, как сильно он нуждается в отдыхе, но не могла же оставить его тут в собственной гостиной. Скоро вернутся ее родные, и что она им скажет? Она не могла оставить его здесь, но как в таком состоянии отослать его? Куда?
— Уильям, вам…
Он вдруг вздохнул и улыбнулся. На щеках обозначились ямочки, которых касались острые углы его темных бакенбард, а под глазами отчетливее виднелись усталые мешочки.
— Так уже лучше.
Шарлота отчаянно боролась с собой, чтобы не коснуться его.
— Вам не больно? — спросила она то, что беспокоило ее больше всего.
Хотя, что за глупый вопрос. Разумеется, ему было больно.
Уильям вдруг открыл глаза, повернул к ней голову и снова улыбнулся ей.
— Нет.
У нее защемило сердце.
Вот что ей с ним делать?
Он вдруг незаметно взял ее за руку своей здоровой рукой и медленно потянул к себе.
— Вам нужно вернуться домой, — пролепетала она то, что должна была сказать ему, отчаянно пытаясь не замечать его пожатия.
У него были очень решительные и теплые пальцы.
— Я не вернусь домой.
Шарлотта нахмурилась.
— Но вам нужно будет рано или поздно вернуться в Холбрук-хаус.
— Я уже давно не живу там.
Шарлотту поразили его слова так сильно, что она даже не заметила, как он прижал ее к своему здоровому боку, обвив при этом рукой ее за плечи.
— Что? Но… почему?
Он нахмурился, черты лица стали резкими, суровыми. И снова свет от свечей и камина стали отбрасывать на него такие странные тени, что ей стало трудно смотреть на него.
Господи, его лицо было так близко, что у нее начинало замирать сердце.
— Я не живу там с тех пор, как… как вернулся.
Вернулся из Европы, ошеломленно подумала она. Семь лет не живет в родительском доме. И скорее всего не потому, что там обитали шестеро его незамужних в ту пору сестёр, а теперь пятеро. Было в его словах нечто такое, что насторожило и напугало Шарлотту.
— И где вы живете?
— У меня есть небольшой дом подальше от центра города.
— И вы все это время жили там?
На этот раз она почувствовала, как его пальцы скользнули по ее виску, отводя назад темно-золотистую прядь. Вызывая в ней странный трепет, от которого она стала дрожать.
— Всё это время.
У нее было такое ощущение, будто она не знала его. Знала все семь лет, но не знала… настоящего. Не того обольстителя, который постоянно уходил с балов под руку с женщинами, а человека, который не только знал, что такое боль. Он не выпил лекарство, чтобы сохранить здравый рассудок, признавался в вещах, о которых никогда бы не сказал при других обстоятельствах. Когда же она упомянула его отца, Уильям едва не рассвирепел, а теперь и отдельный дом… Как будто он, лишив себя лекарства и возможности на облегчение, приговорил себя к одинокому существованию.
И сейчас он вдруг показался ей таким одиноким, что больно сжалось сердце. Еще и потому, что она действительно никогда не видела его таким: уязвимым, уставшим, раздавленным и… и каким-то разбитым.
— Шарлотта, — прошептал он, погладив ее по лбу и проведя пальцем по ее брови.
Она едва могла дышать, внезапно обнаружив, что почти лежит на нем.
— Уильям, что ты делаешь?
Он повернул к ней голову, потянулся к ней и коснулся губами ее губ.
— А на что это похоже?
Она задохнулась и застыла, будто остановилось время. Остановилось и ее сердце, потому что она не могла поверить в то, что происходило. В то, что Уильям, погрузив пальцы в ее уже безобразно испорченную прическу, притянул ее к себе и снова поцеловал.
Уильям! Поцеловал ее!
Уильям, который целых семь лет был в ее жизни и никогда не замечал ее.
Поцеловал!
Уильям!
Это действительно был Уильям. Были его губы. Теплые, нежные, такие ласковые, что она едва не расплакалась от изумления, счастья, от упоения. У нее закружилась голова, перехватило в горле. Шарлотта боялась дышать, боялась пошевелиться, но так хорошо чувствовала на себе его губы, что мурашки побежали по спине.
Он притянул ее еще ближе, давление его губ стало еще заметнее. Потрясенная происходящим, она подчинилась тому, что происходило. У нее сжалось всё внутри, а потом когда Шарлотта почувствовала прикосновение его языка к своим сомкнутым губам, внутри нее что-то взорвалось, обдав ее сладким томлением, которое разлилось по всему телу блаженным теплом.
Она тонула в нем, задыхалась и не могла поверить, что все эти годы не знала о существовании такого… силы такого соприкосновения, такого рая. Целых семь долгих, холодных лет она думала о нем и знала, какой он недосягаемый, а теперь он обнимал ее, воскрешая мечты, которые мелкими осколками лежали под ногами без единого намека на то, что их когда-нибудь можно склеить. Никогда еще она не ощущала подобной готовности последовать за ним, такого острого, что сама слепо подалась вперед, коснулась пальцами его теплой щеке и прижала свои губы к его губам, потрясенная желанием поцеловать его в ответ. Потому что не могла отпустить его. Потому что не представляла, что такое когда-нибудь будет возможно. Что она когда-нибудь ощутит тепло его красивых, потрясающих губ.
И тут же почувствовала, как он вздрогнул.
— Боже, — прошептал Уильям, на миг оторвавшись от нее. Но только на миг. — Шарлотта.
Невероятно, но он все еще понимал, кого обнимал, кого целовал. Это было не просто волшебно. У нее заныло сердце, когда он снова накрыл ее губы. Как будто действительно хотел этого. Не хотел подойти целых семь лет, а сейчас делал то, что навсегда могло перевернуть ее жизнь. На этот раз давление его губ было таким требовательным, что она не выдержала и раскрыла уста, чтобы дышать. И тогда к ней в рот устремился его горячий язык, ошеломив ее окончательно.
Она вздрогнула и чуть подалась назад, но он не позволил ей, притянув к себе за плечи.
— Не бойся меня, — хрипло попросил Уильям, снова жадно и властно накрыв ее губы. Как будто не мог оторваться от нее.
Внутри нее всё вздрагивало и замирало от потрясения, от потребности в нем. Она тонула в нем, в его запахе, его тепло. В ней никогда не было страха к нему. Как он мог подумать такое? Шарлотта лишь… никогда не думала, что когда-нибудь на самом деле поцелует его. И уж тем более не могла представить себе, что он сам захочет поцеловать ее.
Мир, наверное, перевернулся, или она сошла с ума, но сейчас это было неважно. Пока он целовал ее, открывая ей новые глубины и ощущения, которые она до сего момента никогда не испытывала, Шарлотта прижалась к нему и вернула поцелуй, с ужасом осознав, что все семь лет, что носила в груди сердце, оно никогда не переставало биться ради него. Боже правый, и она сегодня решила забыть его? Какая насмешка! Она никогда не будет способна забыть его. Тем более теперь, когда узнала вкус его поцелуя, и тепло его объятий. Пусть он был не в сознании и вряд ли отдавал себя отчета в том, что делает. Навряд ли он даже вспомнить об этом, когда проснется завтра утром, но… Но это останется с ней навсегда, и никто этого не отнимет у нее.
Так долго она мечтала хоть бы о маленькой возможности, чтобы он подошел к ней и просто взял ее за руку. Она даже не мечтала, что он обратит на нее подобное внимание, не мечтала, что когда-нибудь будет сидеть вот так рядом с ним. Это было не только ошеломительно. Ей вдруг стало ужасно больно от того, что и это обман, украденное мгновение, которое навсегда останется в прошлом. У нее запершило в горле, Шарлота с трудом поборола слезы, но у нее не было сил отпустить его. Не было сил бороться с чувствами, которые вызывали в ней откровенные, жадные ласки его губ, когда он поглощал, изучал, терзал и добрался до каждого затаенного уголка ее рта, которым коснулся языком, заставляя ее дрожать так, будто ее била лихорадка.
