Испытывая сочувствие к этой смущенной молодой женщине, Фелис де Карлос положила свою маленькую мягкую руку на руку Филадельфии.
— Вы не хотите прогуляться со мной? Если вы собираетесь пожить в нашем городе, вас надо представить.
— В этом нет необходимости, — безапелляционно объявил Тайрон. — Мисс Хант и я только начинаем знакомиться друг с другом. Возможно, позднее она захочет заводить новые знакомства. Вы нас извините?
И он грубовато подтолкнул Филадельфию.
— Ну? Что ты на это скажешь?
Полковник де Карлос взглянул на жену.
— Я скажу, что это все равно, что запустить лиса в курятник. Если только Тельфур не вступил на путь исправления, то не исключено, что эта молодая женщина пожалеет, что не осталась в приюте для сирот. Хорошенькая она, правда? По-моему, я за двадцать лет не видел таких блестящих волос.
Глаза Фелис де Карлос сузились.
— Я тоже не видела. Не думаешь ли ты…
Полковник искоса посмотрел на жену.
— Тельфур, конечно, сущий дьявол и негодяй, но он не станет вводить такую женщину в добропорядочный дом.
Тем не менее скептическое выражение лица его жены заставило полковника обернуться и посмотреть вслед той паре, которая перешла в соседний зал, где стояли накрытые столы с прохладительными напитками. «Нет, — подумал она. — Девушка отлично держится и явно получила хорошее воспитание. Неприятности начнутся позднее».
Словно вторя его мыслям, жена сказала:
— При той репутации, которую имеет Тельфур по части женщин, ему лучше нанять ей компаньонку, или вскоре девушку нигде не будут принимать.
Тайрон подтолкнул Филадельфию к первому же столу.
— Чего вы хотите? Вы выглядите испуганной, и, будь я проклят, как бы вы не свалились в обморок.
— Очень подходящий разговор, чтобы поднять настроение, — отозвалась она. Возмущение тем, как грубо он с ней обращался, пересилило в ней осторожность. — Я предполагаю, они подумали, что я ваша новая любовница. Подопечная, как бы не так! Вам было бы лучше рассказать им всю правду.
Он изумленно посмотрел на нее.
— Возьмите себе что-нибудь выпить, пока я не передумал насчет того, как успокоить ваши нервы.
Она взглянула на стол, за которым стоял молодой негр-официант. Для дам здесь был богатый выбор прохладительных напитков — сиропы, оранжад, ячменный отвар. Мужчинам предлагались различные вина, прекрасный ром из Вест-Индии, а для янки напиток из виски, льда и мяты.
— Лимонад, — приказала она.
И в памяти вспыхнуло воспоминание, такое неожиданное, что она не могла противостоять. Перед ее мысленным взором возникло красивое смеющееся лицо Эдуардо, когда он помогал ей в ежедневной процедуре протирания ее волос лимонным соком, когда они жили в Саратоге. Эдуардо! Одна мысль о нем отозвалась в ней болью. Где он? Как она сумеет вновь найти его? Захочет ли он, чтобы она нашла его?
— Пейте.
Она с глуповатым видом уставилась на холодный бокал, который протягивал ей Тайрон, потом подняла глаза на него.
— Я не хочу.
На какое-то мгновение, глядя в его непроницаемое лицо, она подумала, что он может сейчас вылить лимонад ей на платье. Однако он спокойно сказал:
— Вам это требуется больше, чем мне. Только пейте медленно.
— Что это?
— Виски, дьявол вас возьми! — пробормотал он. — Пейте!
Она поднесла бокал к губам и сделала маленький глоток. Вкус мяты, смешанный с сахаром, приятно освежил ее рот, и, только когда она проглотила эту смесь, ей перехватило горло.
Тайрон держал бокал у ее губ.
— Пейте еще! Вот так-то лучше, — грубовато сказал он, когда она повиновалась. — Вот этот румянец на ваших щеках привлечет Макклода.
Она побледнела.
— Он здесь?
— Здесь или будет здесь, — проворчал Тайрон. — Вы должны увидеть его. Погуляйте, но не разговаривайте с де Карлосами. Вы не умеете как следует врать.
Он больше не стал смотреть на нее, не подсказал, куда идти и что делать, он просто оставил ее одну.
Оскорбленная и в то же время довольная тем, что хоть на несколько минут избавилась от его общества, она взяла бокал с лимонадом и вышла на веранду, откуда доносилась музыка. Облокотившись на перила, она взглянула на огромный сад, раскинувшийся у дома де Карлосов. В отличие от Старого квартала, здесь, в Садовом районе, они только назывались садами. В густом лесу возвышались старинные дубы, а цветы окаймляли дорожки. Внизу под ней виднелся внутренний дворик, где играли музыканты. На деревьях висели фонарики, освещая танцующие пары.
Она отставила свой бокал и оперлась локтями о перила, слушая испанскую мелодию, которую исполняли музыканты. Когда ее глаза привыкли к полутьме, она разглядела танцующие пары, которые предпочли уединиться в конце сада. У нее на душе кошки заскребли от зависти. В объятиях Эдуардо она раньше испытывала такие минуты.
Танцевальная мелодия затихла, музыкантов наградили аплодисментами, и раздались первые аккорды гитары. Сначала струны звучали тихо и медленно, но постепенно темп убыстрялся, становился все более страстным. Она слушала, и ее охватило непреодолимое желание увидеть Эдуардо. Гитарист своими пальцами будил в ней боль, тоску, она почувствовала, как слезы потекли у нее по щекам, но она их не утирала. Она была одна в этом конце веранды, одна во всем мире, только она и эта великолепная и ужасная мелодия, говорившая о любви, утрате и одиночестве.
Внезапно Филадельфию осенило — открытие было таким четким и абсолютным, что у нее не осталось и тени сомнения. Она встала и принялась вертеть головой в поисках пути вниз, во внутренний дворик. В конце концов она нашла лестницу, подхватила свои юбки и побежала по ней, забыв обо всем на свете.
Когда она оказалась на первом этаже, то еле дышала. Она увидела шестерых мужчин, сидящих под навесом, лица их были в тени. Двое сидели, держа скрипки на коленях, третий с виолончелью, четвертый сидел у маленького пианино, пятый обнимал свое банджо. Но среди них был еще один музыкант, шестой, сидевший позади всех остальных. Но там, где он сидел, тени были гуще, и он смотрелся только силуэтом в белой рубашке. Но она знала мелодию, которую он играл, она уже слышала ее, в том же ритме, и, если бы она слышала ее тысячу раз, все равно знала бы, что никто другой не может исполнить ее именно так.
Филадельфия подождала, когда он закончил, сердце ее билось так сильно, что она вынуждена была прижать руки к груди. Она не присоединилась к аплодисментам, не вышла из тени лестницы, боясь, что ошиблась, но была уверена, что нет. Он не произнес ни слова, хотя она слышала, как поздравляют его остальные музыканты.
