По ее телу словно пробежал электрический разряд, и она снова принялась ласкать его, на этот раз смелее. Его внушительный рост подчеркивал скромные размеры ее кровати, а мускулы казались высеченными из гранита. Все его существо было напряжено, руки поверх простыней сжаты в кулаки. Наконец, прежде чем она успела сообразить, что произошло, он одним быстрым движением убрал ее руку и склонился над ней, держа ее запястья над ее головой.
– Я всего лишь простой смертный, Элис. Еще немного, и я могу не выдержать и…
– И что? – поддразнила она его, ее губы изогнулись в озорной улыбке.
– И начну стесняться тебя, как какой-нибудь школьник.
Прядь волос упала ему на лоб, и вид у него в это мгновение был и впрямь слегка мальчишеский и невероятно трогательный. Высвободив руки, она обхватила ладонями его лицо, тщетно пытаясь справиться с чувствами, переполнявшими сейчас ее сердце. Ведь если ей не удастся выиграть дело, этот человек может быть приговорен к смертной казни. Улыбка исчезла с его лица, трепет волнения миновал. И внезапно она поняла, что уже не в состоянии представить свое существование без него – без его улыбки, без его бьющей через край жизненной энергии. Она желала его всем своим существом, словно подсознательно почувствовала в нем ровню и потому, что полюбила его.
Лукас Хоторн, владелец пользовавшегося дурной славой мужского клуба. Человек, который делал все, что в его силах, чтобы заставить людей думать о нем только самое худшее. И она любила его. Его, а не Кларка. Еще никогда ощущение вкуса к жизни в ней не было таким сильным. И никогда прежде она не чувствовала себя рядом с мужчиной так, словно у нее вот-вот вырастут крылья.
Она любила Лукаса Хоторна! Любила таким, какой он есть!
Последняя мысль потрясла Элис настолько, что у нее перехватило дыхание и она, к его удивлению, отодвинулась от него. Не скрывая ни своей радости, ни своих чувств, она с нежностью произнесла:
– Я люблю тебя, Лукас.
Он с шумом набрал в грудь побольше воздуха, и она не сразу заметила, что его красивое, с тонкими чертами лицо омрачилось.
– Ты не любишь меня, – заявил он решительно и, поднявшись с постели, принялся расхаживать взад и вперед по комнате, не обращая внимания на свою наготу. Его мужской орган до сих пор выглядел разбухшим и отяжелевшим от обуревавшей его страсти.
– Нет, люблю. Поверь, меня это удивляет не меньше, чем тебя. Но я твердо намерена тебя спасти.
– О чем это ты?
Элис была так взволнована, что не сразу сообразила, в чем только что призналась.
– Я имею в виду, что намерена добиться твоего оправдания.
– Возможно, тебе и удастся добиться моего оправдания, Элис, но меня тебе не спасти. Я утратил всякую надежду на искупление грехов, когда мне было десять лет, и тебе это хорошо известно.
Однако Элис не собиралась сдаваться. Она улыбнулась ему, вложив в эту улыбку всю свою нежность.
– Я знаю только, что все, что ты сделал, было сделано исключительно из доброты.
– Доброты? Я впервые узнал о том, что такое жизнь, в объятиях продажной куртизанки. – Взгляд его обжигал ее подобно пламени. Похоже, он решил наконец показать свое истинное лицо. – И до тех пор, пока я жив, я никогда ее не забуду – женщину, которая отдавалась стольким мужчинам до меня.
Элис невольно отвела глаза в сторону, однако Лукас продолжал неумолимым тоном:
– Она была шлюхой – прелестной, обворожительной шлюхой, которая потеряла невинность, когда была еще очень молода. Совсем как я сам. Вот что я такое на самом деле, Элис. Я ничем не лучше той шлюхи.
Сердце в груди Элис отчаянно забилось. Не в силах удержаться, она спросила:
– Ты любил ее?
Она заметила, что Лукас насторожился.
– Любил? – Подумав, он вздохнул. – Нет. Однако ее судьба меня заботила. Она использовала влиятельных мужчин, но ко мне, похоже, и впрямь была неравнодушна.
– И что с ней стало потом? – против воли осведомилась Элис. Что, если эта женщина все еще присутствовала в его жизни, служа в «Найтингейл-Гейте» или где-нибудь еще? Что, если она ошибалась во всем?
– Она покончила с собой вскоре после нашей первой встречи, но до сих пор является мне во снах. – При этом воспоминании его лоб прорезали глубокие морщины. – Она пользовалась большим успехом у мужчин благодаря своим способностям.
Элис почувствовала невольную жалость к женщине, но вместе с тем его слова несколько приободрили ее.
– Ты считаешь себя виновным в ее смерти, но ты никогда не любил ее. Это так же верно, как и то, что ты совсем на нее не похож. – Голос ее приобрел неведомую прежде силу: – Ты не продаешь свое тело за деньги. Ты не пытаешься угодить влиятельным людям.
Она решительно приблизилась к нему, оказавшись с ним лицом к лицу, и ее озарила внезапная догадка, подобная вспышке молнии:
– Ты похож на меня.
Выражение его лица было таким ошеломленным, что со стороны выглядело бы почти комично, не будь их положение столь отчаянным.
– Мы с тобой в чем-то сродни друг другу, Лукас Хоторн. Такие разные и вместе с тем во многих отношениях очень близкие. Нас окружают люди, которым мы дороги, семьи со своими повседневными заботами и тревогами. Но, в конечном счете, каждый из нас одинок в этом мире, не умея найти свое место среди людей, которые нас любят. Мы так долго вели жизнь, отличную от той, к которой привыкли окружающие, что почти не можем представить себе ничего другого.
Лукас стоял неподвижно, словно каменный, однако Элис заметила, что эти слова потрясли его. Тогда голос ее смягчился и она положила руку ему на грудь:
– Я люблю тебя, Лукас. Я люблю тебя потому, что ты так отличаешься от всех остальных мужчин, и еще потому, что в главном мы так похожи друг на друга.
Затем в голову ей пришла еще одна догадка.
– Как звали ту женщину? – Она схватила его за руки: – Назови мне ее имя.
Он неловко пожал плечами:
– Я не знаю. Мне так и не довелось его узнать.
Ее пальцы впились в его плоть:
– Женщина, у которой нет имени. Та самая, которой принадлежал перстень с соловьем. Та самая Найтингейл!
Лукас мрачно взглянул на нее, однако ничего не ответил.
– Да, это она! Теперь-то мне все ясно. И ты сам говорил, что у нее, кроме тебя, было много других мужчин. Я готова держать пари, что именно она подарила тебе перстень. – Тут Элис вдруг вспомнила след от кольца на пальце Оливера Олдрича. – И я уверена, что она делала такие подарки не только тебе.
Итак, тот перстень с соловьем был не единственным.
Лукас не стал этого отрицать, и Элис почти не сомневалась в том, что он знал: у его отца имелся точно такой же. Но рассказать об этом означало бросить тень на семью. Вместе с тем для нее это было удобным поводом взбаламутить воду. Элис была уверена в том, что улики в деле против Брэдфорда Хоторна окажутся столь же косвенными, как и в деле против его сына. Как могут присяжные вынести обвинительный приговор, зная, что кто-то другой владел таким же перстнем? Да как вообще Содружество сможет продолжать процесс, если этот факт всплывет на суде? Ей оставалось лишь найти доказательство тому, что существовали и другие подобные перстни.
