Джейд Ли - Белая тигрица

– Эти иностранные демоны не приносят с собой ничего, кроме страданий, – прорычал старик. – Я не позволю, чтобы ою появлялись в моем доме.

– Тогда тебе не следовало убивать женщину, от которой мы все так зависели.

Эти страшные слова впервые прозвучали в доме Чэней. Ру Шань произнес их с такой холодной уверенностью, что Шэнь Фу не смог отрицать их.

Первая жена Ру Шаня, заметив, что тучи сгущаются, быстро удалилась, прихватив с собой и бабушку. Ру Шань остался наедине со своим отцом. Маленький Сунь Ран наблюдал за ними, спрятавшись за столом, накрытым свадебными угощениями.

Гнев Шэня Фу длился не дольше пятнадцати минут. Он сильно постарел и не мог долго подогревать в себе переполнявшие его чувства. Он рычал и носился по комнате, словно дикий кабан. К счастью, проворный Сунь Ран легко уворачивался от трости своего дедушки, а Ру Шань был крепкий и без усилий отражал нападение отца. В конце концов, как и ожидал Ру Шань, его обессиленный отец, изрыгая проклятья, остановился.

Он проклинал характер, тело и разум Ру Шаня. Но все же Шэнь Фу не до конца утратил рассудок. Он не стал отказываться от Ру Шаня. Он не разбил деревянную табличку на семейном алтаре, на которой было написано имя Ру Шаня. Старик просто плюнул на нее. Сначала он схватил ее и поднял высоко над головой, будто собирался разбить на мелкие кусочки, но потом, одумавшись, положил на место. Шэнь Фу прекрасно понимал, что, если Ру Шань уйдет, семья Чэней погибнет от голода.

Пока Ру Шань смотрел на разъярившегося отца, его посетила неожиданная мысль. Ненависть, звучавшая в словах старика, вся черная энергия, исходившая от тела и души Шэня Фу, была направлена на человека, обвинявшего его в том, что он убил свою жену.

На Ру Шаня.

Это означало, что Ру Шань был единственным, кто мог бы помочь отцу обрести душевный покой. Пока он не простит отца за содеянное им преступление, Шэнь Фу останется злым. Пока отец не освободится от тяжкого бремени своей вины, от него будет исходить ненависть.

Ру Шань должен простить его.

Эта мысль еще витала в воздухе, а Шэнь Фу вдруг упал, рыдая, к семейному алтарю. Его волосы растрепались, он вспотел и выглядел неопрятно, но взгляд был ясным и незамутненным. Он повернулся к Ру Шаню и вопросительно посмотрел на сына. Немой вопрос Шэня Фу был ясен.

Сможет ли Ру Шань простить своего отца?

Боль в глазах Шэня Фу взывала к Ру Шаню, подобно тому как умирающий человек взывает ко всем, кто находится рядом с ним. Кроме того, традиции, в которых вырос Ру Шань, заставляли его подойти к своему отцу. Прости своего отца, прости его и поддерживай его в старости. Так поступают хорошие сыновья.

Ру Шань сделал шаг вперед и упал на колени. Незримая сила пригнула его голову к полу, на котором была разлита маслянистая жидкость.

Он распростерся перед духом своей матери. Перед мечом, который, как ему показалось, она сжимала в руке. В этот момент он молился, прося о смерти.

Его звали Ру Шань – «непоколебимый, как гора». Но он предал свою мать и покинул отца. Он не мог простить человека, от чьего семени родился. Он не сумел отпустить дух своей матери в загробный мир. Он даже не удержал белокожую жену, которая была призвана спасти семью Чэней.

Он не мог сделать ничего этого, потому что не выполнил одно задание. Он знал, в чем оно состоит. Ши По, которую посетил вещий сон, забыла сказать ему об этом. Поведав своему ученику о необыкновенном сне, Ши По настояла на том, чтобы он купил белокожую женщину и получал от нее энергию инь, остужая свой огонь ян.

Он выполнил ее задание, рискуя состоянием семьи Чэней. И все же теперь он понимал, что ничего не достиг. Ничего, поскольку Ши По не рассказала ему всего, что видела в том вещем сне. Это был пустяк, без сомнения, тигрица не обратила на него внимания, так как он естественно вытекал из той работы, которую им пришлось совместно проделать. Кто смог бы провести долгие часы вместе с женщиной, пусть даже и белокожей, и не почувствовать любви к своей зверушке?

Это было так просто, что наставница забыла сказать ему об этом. Но теперь он все понял. Он ясно увидел это в маслянистой жидкости, разлитой перед ним, в словах отца и в больших печальных глазах сына.

Ру Шань должен был купить себе белокожую зверушку и получать от нее энергию инь. За время общения с ней он должен был полюбить ее.

Но это последнее задание он не выполнил.

Ру Шань направился в свою спальню. Как всегда, он двигался легко и свободно. Однако на самом деле он чувствовал себя настолько уставшим, что ему казалось, будто он спотыкается на каждом шагу и с трудом волочит ноги. В нем зрела мысль, что его дух сломлен, и Ру Шань, помедлив, снова побрел в комнату предков. Перед тем как переступить порог, он, словно проклятый дух, запнулся, а потом с усилием подошел к алтарю.

Находясь в комнате, он почувствовал, как его медленно окутывает темнота. Хотя солнце еще светило, пробиваясь сквозь облака, его слабые лучи не проникали сюда. И все же Ру Шань поспешил закрыть ставни, чтобы ничто не нарушало тьмы.

Почему он не мог полюбить Лидию?

Ру Шань закрыл глаза, считая этот вопрос глупым. Разумеется, он не мог любить Лидию. Она была белокожей женщиной варварского происхождения, его домашним животным. Необыкновенным животным, но все же ниже любой дочери Китая, благословенной Небом страны.

Однако этот вопрос продолжал мучить его. Почему он не мог полюбить Лидию?

Он и не должен был любить ее. Эта женщина была лишь орудием. В качестве второй жены, не имевшей никакого значения в семье, она придумывала бы модели, которые приносили бы доход семье Чэней. И конечно, она бы давала ему силу инь, необходимую для обретения бессмертия.

Но ему не нужна была ее сила инь. Ему была нужна ее любовь.

Ру Шань вздохнул. Нет, ее любовь уже была у него. Он чувствовал ее прошлой ночью. Это чувство было соткано из чистейшей радости, оно ставило под сомнение его силу и способности. Да, прошлой ночью Лидия, его варварское домашнее животное, стала выше его.

Он не нуждался в ее любви. Он нуждался в том, чтобы самому испытывать любовь к ней. А он не мог.

Почему?

Ноги Ру Шаня ослабели, и он упал на коврик для молитв. В его движениях не было осознанной воли, он действовал по мановению небесной руки. Он прижался лбом к плетеной циновке и стал изливать свою муку.

Бесполезно.