– Да, мадам. – Зак стал медленно подниматься по деревянным ступенькам, не сводя глаз с ее лица. – Кто-то хотел меня убить. Мне это очень не понравилось.
Седые брови дамы удивленно поднялись, но было в этом что-то неискреннее, фальшивое.
– Кто бы это мог быть, месье?
– Вы. – Зак остановился на верхних ступеньках. – Прошлым воскресеньем. На Конго-сквер.
– Извините, майор. Но я ни разу не была там.
– Вы правы. Но восемь чернокожих и мальчик-мулат, которые напали на меня, были наняты вами.
Дама чуть подняла голову, но ее лицо осталось спокойным и слегка презрительным.
– Это они сказали вам, эти чернокожие? И вы им поверили?
У Зака, конечно, не было доказательств, и Мари-Тереза отлично знала это. Даже если бы негры признали свою вину, то это ничего бы не значило против слова белокожей дамы, к тому же принадлежавшей к семейству де Бове.
– Скажите мне, мадам, – произнес Зак, останавливаясь у перил рядом с ней и глядя на обширные плантации сахарного тростника за садом, – знает ли ваш муж, что вы убили вашего сына?
– Я никого не убивала, майор.
– За вас это делали другие.
– Мой сын погиб от рук янки, – произнесла дама все тем же ровным голосом. – Может, он прожил недостойную, даже отвратительную жизнь, но умер геройской смертью.
Повернув голову, Зак бросил на нее пристальный взгляд.
– Именно поэтому вы и предали его? Чтобы он с честью погиб на войне, а не позорил бы семью своим нестандартным поведением?
Дама заметно разволновалась и вдохнула глубже. Было видно, как раздулись ее ноздри, а черное кружево колыхнулось на шее. Заку внезапно пришло на ум – как цинично с ее стороны носить траурное платье по сыну, погибшему из-за нее.
– Думаете, я не горевала, когда умер Филипп? – спросила Мари-Тереза дрожащим голосом. – У меня было четверо сыновей, а теперь нет никого. Все, что осталось, – это маленький мальчик, которого я даже не воспитываю.
– У вас есть муж.
На лице Мари-Терезы появилась улыбка, но она не прибавила теплоты ее холодным серым глазам.
– Допустим, майор, что это я сообщила о Филиппе вашим властям. За это вы хотите меня арестовать?
– Почему же? За вами целая череда убийств. От ваших рук погибли Генри Сантер, Клер Ла Туш и Чарлз Ярдли.
Дама отрицательно покачала головой, улыбка, словно нарисованная, не сходила с ее губ.
– Я повторяю, майор, что не причастна к этому. Хотя, не буду лгать, я не очень сожалею о смерти этих людей. Они достойны такой участи. Та же Клер Ла Туш родилась в благородной семье и воспитывалась как леди, но у нее оказались инстинкты уличной кошки.
– Однако ее семья так скорбит по ней, – негромко произнес Зак.
– Только потому, что они не знают, кем она была. Поверьте, если бы они узнали, они были бы рады от нее избавиться.
– А Чарлз Ярдли?
– Мир без него стал чище. Он такой же, как и мой сын, – сухо ответила дама.
– Но он работал доктором и был предан своему ремеслу. Как и Генри Сантер. – Зак с силой оттолкнулся от перил. – Вы стремились, чтобы о тайной жизни вашего сына никто не узнал, и поэтому убили этих людей. Но то, что вы хотели скрыть, все равно выплыло наружу.
Дама стояла неподвижно и молча смотрела на него, высоко подняв голову.
– Вы напрасно считаете меня глупой, майор, и не верите мне, – надменно произнесла Мари-Тереза.
И вдруг Зак со всей ясностью осознал свою ошибку.
Он вспомнил, как Эммануэль рассказывала ему, что Доминик научился стрелять из арбалета у деда. А мальчик гордо говорил Заку: «Мой дедушка знает много такого, что вы не знаете, о заливах и болотах и обо всех здешних животных и растениях».
И тот же Доминик упомянул: «Она и дедушка плавали на пироге из протоки».
Теперь он был уверен, что Мари де Бове сообщила о своем сыне властям, но не убивала Генри Сантера, Клер Ла Туш или Чарлза Ярдли. И не она пыталась погубить Эммануэль.
Зак с силой сжал плечо пожилой дамы:
– Где они? Куда Жан-Ламбер отвез вашу невестку?
Мари-Тереза по-прежнему сохраняла самообладание.
– Вы опоздали, майор.
Зак с силой толкнул ее и почти выкрикнул хриплым и злым голосом:
– Жан-Ламбер не знает, что это вы выдали Филиппа? Он думает, что его предала Эммануэль. Он узнал о ссоре в больнице и теперь проклинает ее за смерть Филиппа. Он ненавидел их всех и потому начал убивать, одного за другим. Не для того, чтобы они молчали, а для того, чтобы их наказать. И вы… вы позволили ему это сделать.
Только теперь старая дама вышла из себя. Ее лицо перекосилось, сразу став уродливым.
– В том, что произошло, – с ненавистью произнесла Мари-Тереза, – больше всего виновата она. Эммануэль была дочерью бедного доктора, и, тем не менее, я разрешила сыну на ней жениться. Я надеялась, что она сможет его направлять, как я на протяжении многих лет своего мужа. О, да, – произнесла она, видя изумление на лице Зака, – у его отца были те же наклонности, но я сумела побороть их.
– Где они? – «Не может быть, чтобы было уже поздно. Не может быть, не может быть…»
– Вы думаете, я когда-нибудь рыбачила в протоках? Откуда я знаю?
– Доминик, – внезапно вспомнил Зак и повернулся в том направлении, откуда теплый бриз доносил лай собаки.
– Не хотите же вы вовлечь во все это ребенка? – запротестовала Мари-Тереза, шагнув вперед, чтобы попытаться его остановить. Но Зак уже бежал вниз по ступенькам.
– Вы опоздали, майор, – произнесла Мари-Тереза, подходя к лестнице, когда Зак уже бежал по дорожке. – Слишком поздно.
Эммануэль всегда любила ловить рыбу в Бо-Ла. Существовало предположение, что когда-то могучая Миссисипи протекала именно здесь на своем пути к океану. Но с тех пор река уже давно изменила русло, а ее ответвление превратилось в тихое живописное озеро, которое питалось водами многочисленных болот и речушек Байу-Креве, расположенных между океанским побережьем и Билокси.
Эммануэль и Жан-Ламбер в последние годы бывали здесь часто, ловя окуней из старой пироги. В прошлом Эммануэль всегда ощущала здесь успокоение и безмятежность, но на этот раз чувство тревоги не покидало ее. Вновь и вновь она смотрела на высокий, покрытый ползучими растениями кипарис, за которым на восток тянулись почти непроходимые заросли. Где-то здесь был похоронен Филипп, хотя найти его могилу не представлялось возможным, поскольку она не была ничем отмечена.
– Я тоже часто думаю об этом, – произнес Жан-Ламбер, проследив, куда направлен взгляд Эммануэль. – Его не следует оставлять там одного.
Эммануэль быстро пожала скрюченную руку старика, как бы разделяя его горе.
– Когда война окончится, мы пошлем туда людей, чтобы разыскать могилу.
