— Взгляни на меня, дорогая.
Она подняла на него глаза, и он спросил:
— Что не так?
— Я… Я этого не ожидала, — призналась Фиона. — Я думала, что мы будем спать в твоей постели. Не покажется ли это… то есть не покажется ли тебе, словно… — Она смущенно замолчала, не зная, как облечь в слова эту крайне запутанную мысль.
Керкхилл взглянул ей в лицо, положил руки на плечи, как делал каждый раз, когда хотел поговорить с ней серьезно.
— Любимая, я знаю, что эту постель ты делила с Уиллом. Но для меня это только твоя постель, а также постель, в которой родился на свет твой малыш. Меня не терзают привидения. Если тебе неловко спать здесь…
— Только не говори, что хочешь уйти! Я лишь боялась, что ты…
— Мне наплевать на Уилла Джардина. Ты моя, Фиона. Ты моя любимая. А ему ты никогда по-настоящему не принадлежала.
Фиона кивнула.
В лунном свете Керкхилл помог ей снять все, кроме сорочки, и начал раздеваться сам, пока она расчесывала и заплетала на ночь волосы, не сводя с него любящего взгляда. Вскоре он вернулся к Фионе, развязал ленточки ее сорочки — уже второй раз за эту ночь — и снял ее, бросив на пол. Потом подхватил Фиону на руки и понес к постели.
Их любовная схватка на сей раз вышла бурной, и Фиона, уступая чувствам, которые в ней пробудил Дикон, пыталась подражать тому, что делал он, чтобы доставить ему наслаждение. Ей очень хотелось знать, что еще бы ему понравилось, однако решительно не хотелось прибегать к тем штучкам, которым ее обучил Уилл. Вдруг Дикон не одобрит?
Потом они лежали, удовлетворив страсть. Фиона глубоко вздохнула — ей никогда еще не было так хорошо.
— Это было прекрасно, — шепнула она.
— Да, это было прекрасно, — эхом отозвался Керкхилл. Воцарилось долгое молчание, прежде чем он сказал сонным голосом:
— Ты не спишь, дорогая?
— Еще нет…
— О чем думаешь?
Ее язык, казалось, вдруг прилип к нёбу.
— Фиона?
— Не знаю, как сказать…
— Просто скажи, что у тебя на душе.
Фиона какое-то время еще молчала, а потом произнесла:
— Ты отличаешься от Уилла.
— Надеюсь на это.
— Во всех отношениях. Поэтому я не знаю, что понравится… и что не понравится, когда мы с тобой занимаемся любовью.
Его тихий смех отозвался в ее теле страстной дрожью. А ведь только что она думала, что совершенно обессилела.
— Милая, — сказал Керкхилл. — Можешь делать со мной все, что тебе нравится. С восторгом приму все, что доставит удовольствие тебе. Помнишь, я говорил, что в одном твоем пальце столько силы, что хватит, чтобы победить могучего мужчину?
— Да, но ты иногда говоришь очень странные вещи.
— Я имел в виду силу, которой ты обладаешь. Это способность воспламенять мужчин страстью. Если бы ты только знала, как часто я мечтал, что лежу с тобой рядом!
Он лег на спину, а Фиона, улыбаясь, уютно пристроилась рядом. Керкхилл сказал, что мечтал о ней! И это привело ее в восторг куда больший, чем он мог предполагать.
Когда Керкхилл открыл глаза, вместо луны светило яркое солнце. Он сразу понял, что уже позднее утро.
Фиона, оказывается, тоже успела проснуться. Ему страстно захотелось снова любить ее, но он знал — пора вставать. У них много дел. Прошлой ночью Хью сказал, что Роб, Тони, сэр Джеймс и остальные, вероятнее всего, останутся с Арчи на весь день или, возможно, на неделю, пока Арчи не убедится, что угроза английского вторжения действительно миновала, по крайней мере на некоторое время. Но оборона Спедлинса никуда не годится, если англичане проникли в него с такой легкостью. Прежде чем снова уехать, он должен обеспечить безопасность тем, кто останется здесь.
— Уже проснулся?
— Да, милая, — ответил Керкхилл, приподнимаясь и целуя жену. Какие сладкие были ее губы даже сейчас, утром! — Нам пора вставать, — сказал он, подкрепляя слова делом.
Они быстро оделись. Едва Керкхилл успел застегнуть брюки, как в дверь постучали.
Он взглянул на Фиону — она была уже полностью одета.
— Войдите, — велел он, нимало не заботясь поинтересоваться, кто там.
Вошла сияющая Флори.
— Я подумала — может, я вам нужна, миледи.
— Где крошка Дэвид? — спросила Фиона.
— Внизу с Элизой, спит, — ответила горничная. — Джошуа сказал, чтобы малыша оставили с ней, пока вы не позавтракаете. Наверняка вы ужасно голодны.
— Очень, — кивнул Керкхилл.
— Только, Флори, не давай Элизе кормить мальчика, если он проснется. У меня полно молока, и я так скучала по сыночку!
— Да уж, думаю — вам должно быть просто больно! — воскликнула Флори.
Поймав озорной взгляд Керкхилла, Фиона поняла, что краснеет, но сказала только:
— Сэр, я иду вниз, завтракать. Если вы готовы, можете пойти со мной.
Усмехнувшись, он обнял ее за талию и сказал, обращаясь к Флори:
— Полагаю, ты уже слышала, что я женился на твоей хозяйке? Ты пожелаешь нам счастья?
— Да, милорд, мы все хотим, чтобы вы были счастливы, — ответила Флори с улыбкой.
— Но когда ты успела вернуться? — поинтересовалась Фиона.
— Сегодня, рано утром, — ответила горничная. — А сейчас почти полдень. Когда сэр Хью сказал, что вы в Спедлинсе, мы подумали — не лучше ли нам тоже вернуться. Я здесь приберу, пока вы будете внизу.
По главной лестнице Керкхилл и Фиона спустились в зал, где, как оказалось, собрались все обитатели Спедлинса, те, кто не уехал в Данвити-Холл.
Они вошли рука об руку через арку, и отовсюду раздались приветственные крики. При приближении супругов толпа расступилась. Вдруг все смолкло.
В центре зала стоял большой плетеный сундук. В таких сундуках Керкхилл и другие, кто мог позволить себе такие вещи, хранили одежду и белье. Но у этого сундука имелись прошитые кожаные ручки на каждом из торцов, а крышку надежно удерживали кожаные петли и ремни.
Керкхилл переводил взгляд с одного улыбающегося лица на другое. Все, казалось, чего-то ждут.
— Что это?
Вперед вышел управляющий Эварт. Его лицо, как всегда, оставалось невозмутимым, но Керкхилл тем не менее чувствовал, что старик донельзя доволен, как и все остальные.
— Этот сундук — знак нашего доверия, милорд — сказал Эварт, — и уважения к нашей леди. Сегодня счастливое событие. Некоторые из нас узнали о нем еще ночью, а остальные — на рассвете.
Керкхилл обернулся к Фионе:
— Думаю, такой неожиданный дар, миледи, предназначен скорее вам, чем мне. Откройте же сундук.
Фиона кивнула. Она была удивлена не меньше мужа. Когда она опустилась на колени перед сундуком, Эварт сказал:
— Клянусь, сэр, это для вас обоих, а еще — для молодого хозяина, Дэвида Джардина.
