Хейуорд развалился на сиденье, наблюдая за ней из-под прикрытых век. Довольно хорошенькая, но глупенькая и наивная. Он совсем не желает ее, не то что покойную жену. Ах, мать Серены была такой красавицей, обещавшей страсть и чувственность, которыми, как он позже обнаружил, не обладала. Но в первые дни он был безумно влюблен и не мог ею насытиться. Конечно, со временем все поблекло, как это неизменно бывает. А девица Саттон… просто шанс на спасение. Как только брак будет узаконен, ее тело перестанет его интересовать.
Уже в сумерках они выехали из города и пересекли Хампстед-Хит, Абигайль пыталась закрыть глаза, дать мерному покачиванию экипажа убаюкать ее, но дорога оказалась чересчур ухабистой, а ее не покидали тревожные мысли. Она составляла и отвергала планы побега. Как скоро они остановятся, чтобы сменить лошадей? Это ее первая возможность, и к тому же они пока недалеко отъехали от Лондона.
Генерал не делал попыток заговорить с ней и непрерывно тянул спиртное из серебряной фляжки, которую держал в кармане пальто. Раза два Хейуорд закрывал глаза, но стоило Абигайль пошевелиться, как он тут же бросал на нее подозрительный взгляд.
Они двигались в почти полной темноте. Выехав из деревушки, экипаж стал подниматься на холм. Абигайль отодвинула кожаную занавеску, пытаясь понять, где они сейчас находятся. Было не так темно, как она опасалась. Полумесяц время от времени показывался из очередного облака, и тогда она видела усеянное звездами небо. Генерал снова глотнул из фляжки.
— Вы голодны, дорогая?
От звука этого голоса по ее спине поползли мурашки. Может, если она скажет, что голодна, они остановятся раньше? Но Абигайль все еще не могла вымолвить ни слова.
— Если голодны, под сиденьем есть корзинка. Я не хочу останавливаться на обед, пока мы не окажемся на полпути к границе.
Значит, они едут в Гретна-Грин. Наверное, в корзинке найдется что-нибудь вкусное. Абигайль вытащила корзинку, поставила рядом и подняла крышку. Сверху лежал разделочный нож. Маленький, конечно, но достаточно острый. Если он наконец заснет, возможно…
Она вынула пирог с мясом и снова отодвинулась в угол. Нет смысла морить себя голодом. Потом снова отодвинула занавеску, чтобы видеть, что творится за окном, и от этого на душе стало немного легче.
Экипаж стал спускаться вниз, постепенно набирая скорость. Абигайль различала очертания кустов и деревьев, качавших ветками на сильном холодном ветру. Вокруг никакого жилья.
Она как раз доела пирог, когда неподалеку раздался выстрел, за которым немедленно последовал другой, из короткоствольного ружья. Лошади пытались встать на дыбы, экипаж покачнулся, и на секунду Абигайль показалось, что он сейчас перевернется, но все обошлось, когда чей-то голос сказал:
— Присмотри за лошадьми, парень, пока они не запутались в кустах.
Генерал высунулся из окна:
— Какого дьявола?
Абигайль молниеносно спрятала нож в рукав и выпрямилась.
Дверь с той стороны, где сидел генерал, открылась, и человек в маске поставил ногу на ступеньку. В руке он держал пистолет. Но Абигайль узнала эти голубые глаза, ободряюще глядевшие на нее.
— Прошу вас выйти, сэр.
Рука генерала потянулась к карману, и в тот же момент дуло пистолета прижалось к его горлу. Владелец оружия подался вперед. Во взгляде его светилось презрение.
— Я выстрелю, сэр, можете не сомневаться.
Абигайль, застыв, наблюдала за разыгравшейся сценой. Генерал словно мигом усох, стал совсем маленьким. За спиной Себастьяна появилась еще одна фигура. Еще одна пара поразительно голубых глаз. Может, она ошиблась? Может, это не Себастьян пришел ее спасти, а кто-то похожий? Вернее, их двое.
— Нашему другу требуется помощь? — спросил второй человек в маске, голосом, настолько похожим на голос Себастьяна, что Абигайль запоздало вспомнила: их действительно двое!
— О, думаю, у джентльмена хватит здравого смысла не сопротивляться, — холодно бросил Себастьян, по-прежнему прижимая пистолет к горлу Хейуорда. — Мэм, может, вы выйдете из экипажа через другую дверь?
Дверь за ее спиной открылась, Абигайль изумленно ахнула и бросилась в объятия еще одного замаскированного незнакомца.
— Джонас, ты пришел! Это действительно ты?
— Да, любимая, это действительно я.
Он прижал ее к себе.
— Этот негодяй тебя обидел?
— Нет, он не коснулся меня, — пробормотала Абигайль и, отступив, огляделась. Еще один всадник, стройный и худощавый, тоже держал пистолет и целился в кучера, охранника и форейтора, которые старались успокоить испуганных коней.
— Это…
— Леди Серена? Да, — усмехнулся Джонас.
— Она вернется с тобой в Лондон как твоя дуэнья.
— Итак, сэр, что вы намерены делать? — резко спросил Себастьян. — Я вправе пристрелить вас. Но не думал, что вы еще и трус.
При этих словах генерал взвыл и ринулся вперед, отводя дуло пистолета. Он попытался ударить Себастьяна, но тот ловко увернулся, что позволило Перегрину шагнуть вперед и всадить кулак в челюсть генерала. Тот почти выпал из экипажа и рухнул на колени. Себастьян стоял над ним, снова целясь из пистолета.
— Предпочитаю прикончить вас шпагой. Вставайте, сэр. Я не могу стрелять в стоящего на коленях человека.
Хейуорд с трудом встал. Даже при лунном свете было видно, как он побледнел. Отряхнув пыль с камзола, он грубо спросил:
— Что происходит? И кто вы, черт побери?
Себастьян, рассмеявшись, сбросил маску.
— Я должен спросить у вас то же самое, сэр. Каким образом мисс Саттон оказалась ночью наедине с вами в экипаже, направляющемся, как я полагаю, к шотландской границе?
— Мисс Саттон согласилась стать моей женой.
Генерал сплюнул набившуюся в рот пыль.
— Неужели? Почему же тогда она решилась на побег? — мягко осведомился Себастьян. — Уверен, что мистер Саттон с радостью отдал бы руку дочери вам, если бы она согласилась.
— Возможно, генерал Хейуорд считал, что побег будет выглядеть более романтично, — вмешалась Серена. Все кончено, больше она не ответственна за судьбу Абигайль, и теперь можно не церемониться с отчимом.
Тот явно растерялся.
— Ты?! — вскрикнул он, поворачиваясь к ней. Сколько ненависти было в одном этом слове!
— Да, сэр Джордж, я. Больше вы не поступите ни с одной женщиной так, как поступили с моей матерью.
Себастьян не снимал руки с рукояти шпаги, но позволил Серене выговориться. Она нуждалась в этом, и вся сцена была словно целительный бальзам на раны прошлого. Он снял камзол, отдал Перегрину и выхватил шпагу. Но генерал, казалось, был не в силах поднять руку, словно заранее предчувствовал поражение.
