— Возможно, и не нуждаетесь. Но вы заработали эти деньги. Честно. А я всегда плачу по счетам.
— Это точно. — Меггс оказалась достаточно великодушной, чтобы принять его объяснение и, возможно, понять, что ему необходимо было это сказать. — Спасибо. — Она кивнула и со всем вниманием уставилась на свои туфельки.
Обмениваясь репликами, ни Меггс, ни Хью не сдвинулись с места и так и стояли в холле на расстоянии нескольких шагов друг от друга.
А Хью все еще не сказал того, из-за чего пришел.
— И еще я хотел бы извиниться.
— Да? — Ее лицо, до этого лишь усталое и несчастное, теперь стало испуганным и настороженным.
— Да. Этот тупик — не могу придумать лучшего слова, — в котором мы оказались, — полностью моя вина. Я сделал много грубых ошибок, часто вел себя недопустимо и причинял тебе боль. Поверь, мне очень жаль. — Если бы только он попросил единственную женщину на свете стать его женой сразу, как только эта мысль впервые пришла ему в голову… Если бы только он не стал раздумывать и пытаться сделать из нее другого человека, более подходящего на роль его жены… Возможно, она уже принадлежала бы ему. Или нет. Истину он так никогда и не узнает.
Если бы только он доверял ей, маленькой воровке, похитившей его сердце, доверял так, как требовал, чтобы она доверяла ему. Если бы он доверился своим инстинктам и своей любви, то не стоял бы сейчас в холле герцогского дома и не молил о взаимности. Почему он не мог все это сказать вслух? Почему слова застревали в глотке, словно хотели задушить его? И он молчал.
Меггс заговорила тихо, обращаясь к своим туфелькам, хотя слова были адресованы ему:
— Уверена, тебе на самом деле не нужна жена. Ты сам сказал, что твоя жена будет обречена вести трудную жизнь, полную лишений и одиночества. Да и с меня трудностей и лишений хватит. Уверяю тебя, я нахлебалась досыта.
Ну вот и все. Надежды Хью обратились в прах. Больше ему сказать нечего. Но он не мог повернуться и уйти.
— Что ты будешь делать?
— Делать? — Она грустно засмеялась и с шумом выдохнула воздух. — Желательно — ничего. Впервые в жизни я оказалась в положении, когда не надо делать ничего. — Она пожала плечами, на секунду став прежней Меггс. Его Меггс. — Буду спать допоздна, пить шоколад на завтрак и гулять, не имея никакой конкретной цели. — Она старалась казаться счастливой, рисуя перед собой такую перспективу, и не сводила глаз с носков туфель, словно ожидая от них одобрения. — Я оставлю прошлое в прошлом.
— Ты умрешь от скуки через неделю.
Ее губы чуть дрогнули в улыбке, голова слегка наклонилась.
— Уверен?
Хью был готов отдать жизнь за эту слабую улыбку и легкий наклон головы.
— Не сомневаюсь. Я знаю тебя.
Меггс покачала головой — упрямо, уверенно и немного грустно.
— Не знаешь. Ты знаешь Меггс — амбициозную, озабоченную, голодную и всегда мерзнущую Меггс. А она — лишь часть меня.
— Да. — Со справедливостью ее слов нельзя было не согласиться. — Она — часть тебя, единственная часть, которую ты мне позволила узнать. Но Меггс была не только озабоченной и голодной. Она также была любящей, благородной и преданной. — Хью замолчал, позволяя сказанному дойти до ее сознания. Она всегда нормально воспринимала неудобные, неприятные истины. Но возможно, она уже устала от тяжелых холодных фактов.
— Так было проще, — вздохнула она. — Легче.
— Ну, не знаю, насколько легче. — Он улыбнулся, давая ей понять, что не пытается давить на нее. Мужчина не должен надоедать женщине, на которой хочет жениться. Если, конечно, хочет жить счастливо. А он хотел. Он стремился к счастливой жизни с ней. В ней множество неизведанных глубин, в Меггс. Мужчина может всю жизнь их исследовать, но так никогда и не найти дна.
— Я не должна была… То что мы сделали, неправильно, — тихо пробормотала Меггс, словно опасаясь, что кто-нибудь в пустом холле, по которому гуляло эхо, может ее услышать.
Хью шагнул к ней и тоже понизил голос до шепота:
— То, что мы делали, Меггс, имеет вполне определенное название. Мы занимались любовью. И это вовсе не было неправильно. Это было… восхитительно.
Эти слова Хью заставили ее поднять голову, но только на мгновение.
— Это было… неприлично.
— А разве приличия всегда следует соблюдать?
— Поддаваться таким желаниям опасно.
Хью продолжал стоять на своем:
— Не поддаваться им — не менее опасно.
— Ты этого не знаешь, — заявила Меггс. — Не можешь знать. Но ты никогда бы не сделал того, что делал со мной, и никогда бы не сказал то, что говорил мне, если бы знал, что я внучка герцогини. — Она покраснела.
Хью была невыносима мысль, что она стыдится.
— Тогда ты меня не знаешь. Я никогда бы не сделал ничего подобного и не сказал бы таких слов никому другому. И причина тому проста. Я никогда не делал таких вещей и не говорил таких слов никому другому, кроме тебя. И не скажу. Потому что я никогда не хотел заняться любовью — так, как мы это сделали, — ни с кем, кроме тебя.
Меггс смотрела на него, боясь поверить. Боясь поверить в себя.
— Вспоминай это, Меггс, когда будешь греться у огня в этом холодном мавзолее. Не важно, что, по твоему мнению, мы сделали. Знай, я никогда ни о чем не пожалею и ни на мгновение не перестану тебя любить.
Найдя наконец слова, Хью сказал все, что хотел, нахлобучил шляпу, повернулся и вышел.
Холл был пуст. Такую же пустоту Меггс ощущала внутри. Хью ушел, а она его отпустила.
Она собралась подняться в свою огромную роскошную комнату, которая была достаточно велика, чтобы вместить семью из восьми человек со всеми пожитками и домашними животными, но ее окликнула бабушка. Что ж, Меггс никогда не была плаксой.
— Тринити, дорогая! — Бабушка усадила ее рядом с собой на диван. — Ну как он?
— Полагаю, что у него все в порядке, — сообщила Меггс.
— Чего он хотел? — Герцогиня подала внучке изысканную фарфоровую чашечку. Чай в ней был благословенно горячим.
— А он должен чего-то хотеть?
Бабушка улыбнулась:
— Конечно. Такой мужчина, как твой капитан, ничего не делает без цели.
— Он не мой капитан. И он приехал, чтобы рассказать о Тимми. Вот его письмо. И еще он сообщил о сумме, которую был должен мне заплатить. Семьсот пятьдесят фунтов, которые мне были положены за работу, находятся на моем счете на Треднидл-стрит.
— Ты приняла эти деньги?
Сумма была небольшой в сравнении с десятками тысяч фунтов, которые, как сказала бабушка, положены ей по праву рождения, но она принадлежала ей, во всяком случае, пока не будут урегулированы все вопросы с законом.
