Я сказала ему, что буду работать на кого-нибудь другого, что я — его лучший курьер, а потому быстро найду себе другого хозяина.
Он вытащил нож и хотел ударить меня. Совсем как в мой день рождения, когда мне исполнилось шестнадцать лет. Однако я вовремя заметила, что он собирается сделать. С тех пор Сэмюель постарел и был уже не таким сильным, да и я успела многому научиться. Я сказала, что не хочу, чтобы он расплачивался со мной девочками. Я принимаю только золото и драгоценности. И никаких девочек.
Сэмюель согласился. А что ему было делать, когда к его горлу прижали его же собственный нож? Когда я убрала нож, мы заключили с ним договор, и он даже дал мне немного опиума за то, что я проявила такую смекалку. Он предложил мне свою иглу. «Как в лучшие времена», — сказал он. Но я уже знала, как пользоваться иглой, и не доверяла ему так, как раньше. И я отказалась. Я предупредила его, что больше не буду принимать участия в развлечениях с клиентами.
Он улыбнулся в ответ. Как этот мерзкий сукин сын смеет так улыбаться мне! Глядя на меня, он, наверное, испытывал гордость. Он видел, какой я стала, и явно гордился этим. Похоже, я действительно сильно изменилась, и, честно говоря, мне это нравилось. В какой-то момент мне показалось, что он вновь стал моим отцом.
Потом Сэмюель открыл свою книгу — ту, в которой он записывал все свои доходы и расходы, — и напротив моего имени черкнул какую-то цифру. Он удвоил мне плату.
Я нашла свободную комнату и отпраздновала это со своей собственной иглой.
И всем, кто слышал, надлежало там увидеть их
И надлежало крикнуть всем: «Берегитесь! Берегитесь
Его горящих глаз и вьющихся волос!»
Сэмюель Тейлор Коулридж. Хан Кубла, или Образ мечты.
Чжи-Ган изумленно смотрел, как его сестра разливала чай. Ее кожа была гладкой и чистой, а тело удивительно молодым. А самым невероятным было то, что ее глаза стали какими-то необъяснимо ясными и чистыми.
— Ты такая… такая… — произнес он, но так и не смог подобрать нужных слов.
И тут капитан Джонас улыбнулся, и в его глазах снова загорелись огоньки.
— …красивая, просто немыслимо красивая, — закончил он за него.
— Да, — согласился Чжи-Ган, хотя собирался сказать совсем другое. — Счастливая, — наконец нашелся он. — Ты выглядишь очень счастливой.
Сяо-Мэй грациозным движением поставила на стол чайник.
— Я очень долго злилась на тебя, брат, — призналась она, опустив глаза. — На тебя и на всю нашу семью.
— Ты невероятно похожа на маму, — заметил Чжи-Ган. — Даже еще красивее. Она была очень опечалена после того, как… как тебя не стало. Она так и не оправилась от этого горя.
Маленькая Жемчужина вздохнула и, скрестив руки, положила их на колени.
— Я хочу узнать как можно больше о нашей семье, — прошептала она. — Но не сейчас. Я должна привыкнуть к тому, что у меня снова есть брат.
— Сяо-Мэй, это потому, что ты… — начал он, но она покачала головой.
— Прошу тебя, просто выслушай меня, — настойчиво сказала она, и Чжи-Ган с готовностью подчинился. — Если бы ты появился здесь несколько месяцев назад, я бы, наверное, подсыпала тебе в чай яд, а потом выбросила бы твое тело на помойку и закатила роскошный пир.
Он посмотрел на свою пустую чашку и спросил:
— А сейчас?
Она засмеялась звонким и чистым смехом.
— А сейчас ты пьешь мой лучший чай и ешь мои самые вкусные клецки. И все это потому, что я больше не сержусь.
Чжи-Ган внимательно посмотрел на сестру. Он был поражен тем, какими ясными и спокойными были ее глаза.
— Но почему? — прошептал он, не понимая, откуда в ней столько благородства и почему она не осыпает его бранью за то, что с ней сделали?
— То, что когда-то случилось со мной, осталось в прошлом, брат. И мы уже ничего не сможем изменить.
— Но ты должна… Тебя продали в… — пробормотал он, но так и не смог произнести вслух название того заведения, в котором ей, наверное, пришлось познать горе и страдания. В этот момент Анна, сидевшая рядом с ним, крепко сжала его руку, пытаясь облегчить боль.
Маленькая Жемчужина, которая сидела по другую сторону от Чжи-Гана, тоже коснулась его руки. Ее прикосновение было удивительно нежным и легким.
— Это было ужасно, — сказала она, — однако уже давно закончилось. Почти десять лет назад я попала в дом тигрицы Тань. — Она чуть наклонилась вперед и спросила: — Ты знаешь, чему здесь обучают?
Он покачал головой. Ему не хотелось говорить о том, что это просто уроки распутства. Похоже, она догадалась о его мнении. Увидев, как брат смутился, Сяо-Мэй улыбнулась.
— Это не распутство, брат. Это наука о том, как достичь гармонии, ясности ума и наивысшего наслаждения. Ты что-нибудь слышал о тигрицах? Ты знаешь, кого называют драконом?
Чжи-Ган неуверенно кивнул.
— В Запретном городе шепчутся о каких-то странных упражнениях, которые продлевают молодость и помогают достичь бессмертия с помощью любовных утех. Женщин называют тигрицами, а мужчин — драконами. Они как-то по-особенному касаются друг друга и называют это неземным наслаждением.
— У меня есть сестры-тигрицы в Пекине, — призналась Маленькая Жемчужина. — Но одних прикосновений совершенно недостаточно.
От удивления Чжи-Ган вскочил со своего места. У него просто в голове не укладывалось, что она может верить в подобные глупости.
— Все это обычные женские сплетни и домыслы необразованных людей!
— В самом деле? — спросила Маленькая Жемчужина. — Посмотри на меня, брат. Я стала бессмертной. Ты можешь найти другое объяснение тому, почему я такая красивая и молодая? — Она улыбнулась и добавила: — И к тому же счастливая?..
Он не смог ей ответить. Ее красоте еще можно найти разумное объяснение — женщины часто пользуются всякими кремами и бальзамами, носят красивую одежду. Однако счастье Сяо-Мэй и та радость, которой она лучилась, свидетельствовали, что его сестра и впрямь… Нет, в это невозможно поверить… Чжи-Ган упрямо тряхнул головой.
— Этого не может быть, — после паузы сказал он. И все же, чем больше он смотрел на сестру, тем больше удивлялся.
— Это правда, — вмешался в разговор капитан Джонас. — Я тоже поначалу не верил во все это, но она очень сильно изменилась. Мы оба изменились.
Анна беспокойно заерзала на своем месте.
— С помощью секса?
— И любви, — капитан Джонас с благоговением посмотрел на Маленькую Жемчужину, и она улыбнулась ему в ответ.
— Да, — подтвердила Сяо-Мэй, — и любви. — Затем она перевела взгляд на Чжи-Гана. — Я могу научить тебя, брат. Если ты только будешь слушать меня. — Но он ничего не ответил ей, и она удивленно выгнула свои изящные брови. — Ты не хочешь мира и спокойствия, брат? Ведь тебе наверняка хочется получить ответы на свои многочисленные вопросы, — добавила она, и на ее губах появилась лукавая улыбка. — Я очень хорошо помню, что у моего любознательного братца всегда возникали самые разные вопросы.
