— Мы могли бы ему заплатить, — через мгновение предложила Хэтти.
Аннабель покачала головой.
— Вряд ли он нуждается в деньгах.
— Молодые люди всегда нуждаются в деньгах, — сказала Хэтти, — но ты права, этого может не хватить, чтобы уговорить его раскрыть информацию о брате.
— Возможно, нам следует придумать способ подобраться к самому Монтгомери.
Хэтти нахмурилась.
— Но как? Он не появляется в обществе.
Воцарилось задумчивое молчание.
— Мне кажется, есть кое-что, что может заинтересовать лорда Деверо, — тихо проговорила Катриона.
Хэтти наклонилась.
— Правда?
Катриона принялась изучать свои руки.
— Его питейное общество хочет заполучить ключ от винного погреба Сент-Джонса.
Хэтти ахнула:
— Ну, конечно.
Затылок Аннабель начало приятно покалывать от предвкушения. Питейные общества Оксфорда рьяно соревновались между собой, до такой степени, что слух об этом достиг даже нежных ушей студенток. Говорили, что победа имела большую ценность, чем диплом с отличием, возглавить таблицу пьяных дебоширов желали так же сильно, как выиграть в турнире по регби против Кембриджа. У богатых, однако, странные приоритеты.
— Но как мы сами доберёмся до ключа? — спросила она.
Катриона подняла глаза.
— Он есть у моего отца.
Безусловно. Как дон 5Сент-Джонса, профессор Кэмпбелл держал у себя ключи от всех дверей. Аннабель почувствовала, как расплывается в редкой для себя улыбке. Хэтти походила на кошку, готовую наброситься на клетку с канарейками.
— О боже, — сказала Катриона. — Лучше бы это того стоило.
Когда Аннабель поднялась по скрипучей лестнице в свою комнату в Леди-Маргарет-Холле, солнце уже село. Студенток всего было восемь, одна из которых, Хэтти, жила в "Рэндольфе", поэтому остальные свободно разместились в скромном кирпичном доме на окраине города, ничем не напоминающим роскошный отель. И всё же, стоя на пороге своей комнаты, Аннабель переполняли тёплые чувства. Слабый свет газовой лампы отбрасывал золотистый отблеск на узкую кровать слева, шкаф справа и шаткий письменный стол прямо перед окном. Её стол. Где она могла погрузиться в мифы Древней Греции и поломать голову над латинскими загадками. Её кровать. Где она спала одна, и её не пинали сонные дети, не отбирали одеяло дочери Гилберта. Стоило повесить на двери снаружи записку о том, что Аннабель занята, и весь мир отходил на второй план.
Она крепко обхватила себя руками. Какой же подарок — иметь собственную комнату!
Аннабель сделает всё от неё зависящее, чтобы стать самой прилежной и благодарной ученицей.
Но сначала… Она застонала. Сначала нужно помочь группе суфражисток проникнуть в дом самого могущественного герцога Англии.
Глава 5
Ноябрь.
Себастьян кинул пронизывающий взгляд на Перегрина поверх письма, которое встретило его, когда он нанёс неожиданный визит в Клермонт.
— Твоя успеваемость упала.
— Да, сэр.
— Ты не заплатил за обучение в этом семестре.
Перегрин нервно провёл рукой по волосам, безнадёжно их растрепав.
— Нет.
Значит, его попытка научить нерадивого брата финансовой ответственности, доверив ему распоряжаться собственным счётом, провалилась.
— А сегодня утром ты загнал Уэзерли на свежепозолоченную водосточную трубу в Сент-Джонсе, бегая за ним с мечом?
— С рапирой, — пробормотал Перегрин, — и Уэзерли это заслужил.
Себастьян опустил письмо на стол, заставленный аккуратными стопками срочных и важных документов. Как не вовремя. Перегрин не был глупым, как и не был ребёнком, поэтому причин вести себя как глупый ребёнок у него нет, но вот уже год он вёл себя именно так, создавая проблемы, которых по логическим соображениям не могло даже существовать.
— Ты был пьян?
Перегрин заёрзал на стуле.
— Нет. Может пропустил пару бокалов виски.
Если он признался в двух, их можно смело умножить на два. Ещё и выпитых до полудня. Верно говорят, яблоко от яблони.
— Я разочарован. — Голос Себастьяна прозвучал холодно, даже для его собственных ушей.
По носу и скулам Перегрина разлился румянец, придав ему странный мальчишеский вид. Но в свои почти девятнадцать он уже был мужчиной. В этом возрасте Себастьян стал герцогом. С другой стороны, в отличие от брата он никогда не чувствовал себя по-настоящему молодым.
Его взгляд скользнул мимо Перегрина к стене. Справа от двери висело шесть картин с изображением фамильных поместий, и одна слева, на которой был запечатлён замок Монтгомери. Шестнадцать лет назад Себастьян приказал повесить все картины с левой стороны, как ежедневное напоминание о том, что его отец потерял, продал или разорил за время своего недолгого правления. Конечно, фундамент герцогства рушился на протяжении десятилетий, и дед сыграл в этом первую скрипку. Но у отца был выбор: бороться с финансовым упадком, который, как гниль, разъедал их поместья, или сдаться. Он решил сдаться и сделал это, как истинный Монтгомери — в наивысшей степени продуктивно. Процесс восстановления проходил отвратительно, он выливался в бесконечное выкручивание рук, просьбы об одолжениях и отказ от традиций. Себастьян начинал понимать, почему мать переехала во Францию, там было легче закрывать глаза на то, кем стал её сын — герцогом с коммерческим складом ума. Он пойдёт на всё, лишь бы вернуть замок. И не потому, что Себастьян чувствовал сильную привязанность к этому месту. Там было темно, гулял ветер, и водопровод никуда не годился, а затраты на содержание сильно ударят по кошельку. Но то, что принадлежало Себастьяну, принадлежало Себастьяну. Долг есть долг. В марте замок Монтгомери, наконец-то, окажется справа от двери. Как же чертовски не вовремя его наследник решил разыгрывать из себя деревенского дурачка.
Он бросил на Перегрина тяжёлый взгляд.
— Полагаю, ты потратил деньги на развлечения с друзьями?
— Да, сэр.
Себастьян ждал продолжения.
— И я… играл в карты.
Себастьян стиснул зубы.
— Что насчёт женщин?
Перегрин покрылся багровыми пятнами.
— Ты же не думаешь, что я стану о них рассказывать, — пробормотал он.
Про себя Себастьян согласился: чем занимался брат за закрытыми дверями его не касалось. Но хитрая, мечтающая о титуле девица могла запросто сбить с толку молодого глупого лорда.
— Ты же знаешь порядок вещей, — проговорил он. — Если мне не знакомы её родители, значит она хочет обчистить твои карманы.
— У меня никого нет, — раздражённо ответил Перегрин, чем только подтвердил его догадку.
Себастьян подумал, что надо не забыть послать человека прочесать полусвет и сообщить даме, кем бы она ни была, чтобы попытала судьбу в другом месте.
Он постучал пальцем по письму.
— Я вычту компенсацию за водосточную трубу из твоего содержания.
— Понял.
— Ты не поедешь со мной во Францию, а останешься здесь и будешь учиться.
После секундного колебания брат угрюмо кивнул.
— И на время новогоднего приёма ты отправишься в Пендерин.
Перегрин побледнел.
— Но…
Было достаточно одного взгляда, чтобы брат передумал протестовать, но сухожилия на шее Перегрина напряглись. Непостижимым образом ему нравились домашние приёмы и фейерверки. По правде говоря, чем больше он погружался в суматоху празднеств, тем веселее становился. Брат пришёл в восторг, услышав о том, что они собираются устроить новогодний приём. В поместье в Уэльсе никогда ничего не происходило.
— Могу я вместо этого попросить наказание розгами? — задал вопрос Перегрин.
Себастьян нахмурился.
— В твоём возрасте? Нет. Кроме того. Тебе понадобится больше пары минут, чтобы обдумать свои дурацкие поступки.
Перегрин опустил глаза в пол.
И всё же Себастьян успел разглядеть вспышку эмоций в глазах брата. Которую можно было принять за ненависть.
