торчит чертов клинок? Ни вытащить его, ни сражаться всерьез, пока чужое оружие колышется перед носом.
Тупик.
До сих пор молчавший де Рааф проговорил:
‒ Все кончено.
‒ Нет! ‒ прошипел Саймон, не сводя глаз с Кристиана. ‒ Забери шпагу.
Тот, не без основания, настороженно посмотрел на противника.
Тем временем де Рааф уговаривал:
‒ Он был тебе другом. Ты можешь закончить это, Флетчер.
Кристиан покачал головой. Кровь из пореза на щеке уже запятнала его воротник. Саймон смахнул запекшуюся корку с глаза и улыбнулся. Он знал, что умрет сегодня. Какой смысл жить без Люси? Но умрет достойной смертью. Виконт заставит этого мальчишку потрудиться. Несмотря на кровь, пропитавшую рубашку, несмотря на огонь, пожирающий плечо, несмотря на усталость, отягощающую душу, у него будет настоящий бой. Настоящая смерть.
‒ Забери ее, ‒ тихо повторил лорд Иддесли.
Огонь свечей озарял пол оранжереи, на котором, словно ковер из бриллиантов, сверкали осколки. Потрясенная, Люси не сразу поняла, что в помещении холодно. Ветер со свистом задувал в дыру на крыше, едва не гася мерцающее пламя. Виконтесса подняла канделябр повыше: все стекла были разбиты; небо, сереющее в преддверии нового дня, висело слишком низко.
Кто же это сделал?
Люси запнулась о порог, но все же вошла в оранжерею почти против собственной воли. Стекло хрустело под ногами, царапая кирпичную дорожку. Терракотовые горшки беспорядочно валялись на столах, разбитые на мелкие кусочки, будто их разбросала огромная злобная волна. Повсюду лежали вырванные с корнем розы. Часть из них уже распустилась, часть же еще только набирала цвет. Одинокий клубок корней свисал с оконной рамы. Словно открытые раны, розовые и красные бутоны кровоточили лепестками на пол, но запаха почему — то не было. Люси коснулась цветка и почувствовала, как тот начал оттаивать и увядать от ее тепла. Роза промерзла. Кто — то напустил в оранжерею холода, чтобы тот безжалостно уничтожил тепличные цветы. Мертвы. Все эти розы были мертвы.
Господи Боже.
Люси остановилась под куполом в центре оранжереи. От здания остался только скелет, на котором то тут, то там висели, позвякивая, клочки стеклянной «кожи». Мраморный фонтан был обломан по краям и покрыт трещинами, будто его ударили огромным молотом. В фонтане сияло ледяное перо застывшей в полувсплеске воды. Остальная просочилась в трещину в чаше и образовала вокруг ледяное же озерцо. Под его поверхностью сверкали пугающе красивые стеклянные осколки.
Люси пошатнулась. Порыв ветра с воем ворвался в оранжерею и оставил зажженой только одну свечу. Должно быть, это дело рук Саймона. Он разрушил свою сказочную оранжерею. Зачем? Она опустилась на колени и устроилась на холодном полу, баюкая онемевшими ладонями пламя уцелевшей свечи. Люси знала, как трепетно Саймон заботился о своих цветах. Помнила его полный гордости взгляд, когда виконт впервые показал ей купол оранжереи и фонтан. Для него разрушить все это значило…
Должно быть, он потерял последнюю надежду.
Люси покинула мужа, хотя поклялась памятью своей матери, что не сделает этого. Саймон любил жену, а она его оставила. Рыдания сдавили горло Люси. Как он может победить на дуэли без надежды? Станет ли вообще пытаться? Если бы она знала, где назначен поединок, то попыталась бы остановить виконта. Но Люси не имела об этом ни малейшего понятия. Саймон предупреждал, что не станет сообщать о своих намерениях, и сдержал слово. С болью в душе Люси поняла: ей ничего не изменить. Саймон будет драться, возможно уже там, готовится к сражению в темноте и холоде — а ей его не остановить. Не спасти.
Что же делать?
Люси оглядела разрушенную оранжерею, но не нашла ответа. Господи, Саймон же погибнет! Люси потеряет его, так и не сказав, как много он для нее значит, и как сильно она его любит. Саймон. Одна, в темноте, Люси плакала, содрогаясь от рыданий и холода, и наконец признала истину, которую хранила глубоко в сердце. Она любила своего мужа.
Любила Саймона.
Последняя свеча дрогнула и потухла. Виконтесса глубоко вдохнула, обхватила себя руками, согнулась, будто сломавшись, и подняла лицо к серому небу: призрачные снежинки таяли на ее губах и веках.
Светало.
* * *
Светало, и лица людей, окружавших Саймона, более не скрывала тень: дневной свет начал вступать в свои права. Виконт увидел отчаяние в глазах соперника, когда тот бросился вперед: рот оскален, волосы на висках потемнели от пота. Кристиан попытался вынуть шпагу из плеча Саймона. Иддесли охнул. Ярко-красные капли падали на землю у его ног. Виконт слепо и яростно взмахнул своим клинком. Кристиан отпрыгнул в сторону, едва не выпустив рукоять. Саймон ударил снова и почувствовал, что задел противника. Кровь в который раз пролилась на снег и смешалась с грязью.
¬- Проклятье, ‒ простонал Кристиан.
Его зловонное от страха дыхание обдало лицо Саймона. Бледное лицо Флетчера покрывали красные пятна, а рана на левой щеке была лишь немногим темнее веснушек под ней. Такой юный. Саймону вдруг захотелось извиниться — что за нелепость! Он дрожал, кровь на рубашке замерзла. Снова пошел снег. Иддесли взглянул на небо, и его посетила абсурдная мысль: «Жаль, что в день моей смерти такая паршивая погода».
Кристиан хрипло всхлипнул.
‒ Хватит! — внезапно раздалась у Саймона за спиной, однако виконт проигнорировал крик, в последний раз занося шпагу.
Но де Рааф уже преградил ему путь собственной шпагой:
‒ Остановись, Саймон.
‒ Что ты делаешь? ‒ выдохнул Саймон. У него кружилась голова, но он чудом устоял на ногах.
‒ Ради всего святого, остановитесь!
‒ Послушай, что он скажет, ‒ прорычал де Рааф.
Кристиан замер:
‒ Отец.
Сэр Руперт медленно хромал по снегу, лицо его было почти таким же бледным как у сына.
‒ Не убивай его, Иддесли. Я признáюсь. Не убивай моего мальчика.
‒ Признаетесь в чем? ‒ Это что, уловка? Саймон взглянул на искаженное ужасом лицо Кристиана. По крайней мере, сын ни при чем.
Сэр Руперт замолчал, не в состоянии говорить и идти одновременно.
‒ Иисусе. Давай вытащим из тебя эту занозу. ‒ Де Рааф положил руку Саймону на плечо и одним быстрым движением вытащил шпагу Кристиана.
Предательский стон сорвался с губ виконта. На секунду в глазах потемнело, и он усиленно заморгал: сейчас не время падать в обморок. Саймон смутно осознавал, что кровь потоком льется из плеча.
‒ Господи. Ты похож на освежеванного поросенка. ‒ Де Рааф открыл сумку, которую прихватил с собой, достал несколько чистых полосок ткани, положил
