пожалуй, с хорошего быка, а то и двух. И достает он из-под камня такую небольшую косточку, тонкую и острую, как шип, дает ее Эрленду и просит его поскорее идти обратно к себе на хутор, держа эту косточку в руке, но следить, чтобы ее не коснулось что-нибудь. Сказал, что по пути его будет одолевать страшная сонливость, но если он заснет, то в этой жизни ему уже не проснуться. Если же он сумеет проделать весь путь, как было сказано, то нужно воткнуть косточку в могилу того утопленника, а затем лечь спать. И он, мол, надеется, что тогда Эрленд сможет поспать спокойно. Эрленд пошел домой и проделал все, как было сказано. Но позже он рассказывал, что по дороге его ужасно одолевал сон и он изо всех сил крепился, чтобы не заснуть и не свалиться с ног, а еще ведь надо было следить за косточкой…
– Этот старик был Один, да? – воскликнул Свен, едва Агнер договорил. – У этого старика была седая борода, серая шляпа, синий плащ и только один глаз?
– Про вид его в этой саге ничего не рассказывается, хабиби, – ответил Агнер. – Но может, и нет. Скорее всего, это был Один, а косточка, которую он дал Эрленду, была заклята как «шип сна», чтобы окончательно усыпить мертвеца. Если бы Эренд коснулся себя, то заснул бы навеки. А Один не всегда выглядит как одноглазый старик. Как, по-твоему, он обольщал великанш? Как он ухитрился бы завести от них семерых детей и населить своими потомками весь Асгард? Великанши – тоже женщины, им тоже давай кого покрасивее… вот как наш Тови, – закончил Агнер, увидев выходящего из тьмы Торлейва и за ним Орлеца. – Бородой навроде седого веника их не прельстить…
– Бер, а расскажи теперь про ту девушку с клубком! – попросил Веленег. – Который она бросила в могилу. И про ту, которая забеременела от мертвеца.
– Я бы рассказал, да наши папасы не одобрят такой разговор. – Бер посмотрел в темноту, откуда приближалась светлая фигура.
Высокая, тонкая, она раскачивалась на ходу и до жути напоминала призрак, лишенный плоти.
Это оказался отец Агапий. Сказал, что от каши отец Ставракий отказался, соблюдая строгий пост, но попросил принести в пещеру несколько охапок травы – там он собирался остаться до утра. Свен с Веленей, да и Велерад с Орлецом тоже, смотрели с восхищением – в их глазах это было все равно что провести ночь в могиле, подвигом беспримерной отваги. И хотя мертвец-волот пока никак себя не проявил, как знать, что будет, когда настанет полночь? Отроки молчали, но в их широко раскрытых глазах, налитых огнем костра, виделось ожидание: а застанет ли утренний свет отца Ставракия среди живых?
– Что если мы все проснемся, а его там нет, только край одежды торчит из-под земли? – не выдержав, прошептал Свен старшему брату на северном языке, надеясь, что так диакон-грек не поймет.
– Мы возьмем лопаты и откопаем его, – уверенно ответил Велерад.
– Но он ведь будет весь синий и не живой! И станет приходить по ночам и пытаться свернуть нам всем шею!
– Тогда придется просить у Одина волшебную косточку. Давай, помогай лучше нести траву.
Отроки нагребли по охапке скошенной днем травы, отец Агапий взял факел, и малая дружина отправилась назад на могилу. Вот факел осветил разрытую землю – и никого рядом. Велерад успел испугаться, что предсказание младшего брата сбылось с жуткой быстротой, но тут с облегчением обнаружил иерея: отец Ставракий стоял на коленях сбоку от пещеры и молился.
– Надо разровнять здесь землю, – шепотом, чтобы не мешать иерею, сказал отец Агапий. – Иначе патор не сможет улечься.
Он был прав: дно пещеры было все в ямах и буграх, с таким заметным перепадом, что лежать на них было невозможно.
– Я принесу лопату! – вызвался Орлец и исчез в темноте.
Вскоре он вернулся и принялся копать. Привезенная с княжьего двора лопата была лучше обычных – с железной оковкой на рыльце, и Орлец, парень сильный, живо срыл несколько бугров. Земля с лопаты с шуршанием осыпалась в траву. Счистив два бугра и заровняв яму, он перешел к следующему, ударил. Лопата снесла несколько комьев земли… и вдруг в свете факела что-то так ярко блеснуло, что укололо глаза.
Орлец в изумлении опустил лопату. Под тонким слоем земли угадывался некий предмет, непонятных очертаний, но он сиял, отражая блеск огня, будто золото.
– Это еще что? – Орлец наклонился и пошевелил в земле рукой.
Из земли торчало нечто длинное, и оно сияло, как застывший луч. Свен, Веленя и Велерад замерли с открытыми ртами. Орлец отложил лопату, встал на колени, попытался вынуть предмет из земли, но не смог – тот сидел крепко. Тогда Орлец принялся рыхлить землю вокруг находки поясным ножом. Опомнившись, Велерад подошел с другой стороны и занялся тем же. Что-то упало, Велерад поднял отвалившийся кусок и поднес ближе к факелу, который наклонил к нему Агапий.
– Ётуна мать… – Велерад потер находку пальцем. – Это же золото…
Он еще раз потер находку – довольно тонкий золотой лист причудливой формы, покрытый сложным чеканным узором. Сыну богатого воеводы приходилось и видеть, и держать в руках золотые предметы, и он мог уверенно отличить золото от меди и бронзы.
– Тут еще… – Орлец, не прекращавший работы, бросил ему два куска такого же листа, потом еще один.
Пока Велерад рассматривал находки, пытаясь понять их назначение, Орлец вырыл целую яму и вытащил наконец какой-то длинный предмет, блестевший только с одного конца. Орлец потер его подолом рубахи и положил на землю, под свет факела.
Теперь все, склонившиеся над кругом дрожащего света, ясно видели, что такое лежит перед ними на разрытой земле. Это был большой кинжал или маленький меч, длиной чуть больше локтя. Лезвие стало вдвое толще от ржавчины, а рукоять покрывало золото. Тонкие куски чеканного золота остались, надо думать, от истлевших деревянных ножен.
– Это что… от волота, что ли? – сипло от изумления спросил Велерад.
– Это чудо Господне, – тихо, с благоговением ответил отец Ставракий – никто не заметил, как он подошел. – Это ответ мне… знак, что Господу угодна была моя молитва и он нам посылает оружие на одоление бесов… Благодетель, Спаситель наш, слава Тебе!
Увидев утром, когда его гридьба села завтракать, в дверях знакомое лицо – это был Эйольв, бережатый Эльги, – Святослав было подумал, что мать, как это порой бывало, прислала хирдмана с каким-то поручением или вестью. Но тот не направился, как обыкновенно, прямо
