– Она наняла меня, сэр, – Сообщил Элберт. – Я буду помощником Брауна. Вы знаете, как она тревожилась обо мне? Она понимала, что мне не удержаться у старой карги. У вашей жены золотое сердце. Я свою работу выполню. Я не стану уклоняться от своих обязанностей.
У Кристины действительно доброе сердце, подумал Лайон. Она знала, что Элберт не сможет нигде найти работу. Он слишком стар, слишком немощен.
– Я уверен, что вы прекрасно со всем справитесь, Элберт, – сказал Лайон. – Рад иметь такого работника.
– Спасибо, сэр.
Тут Лайон заметил стоящего в дверях Брауна. Дворецкий выглядел расстроенным.
– Добрый вечер, милорд. Рад вашему возвращению. – Его голос показался Лайону напряженным, но одновременно в нем звучало облегчение. – Вы видели вашу обувь, сэр?
– Я же не слепой. Конечно, видел. Проклятие, объясни же наконец, что тут происходит?
– Распоряжение вашей жены, – сообщил Браун.
– Бывшей жены, – прокудахтал Элберт.
Лайон глубоко вздохнул.
– О чем он говорит? – спросил маркиз, обращаясь к Брауну и полагая, что молодой дворецкий сможет объяснить все более членораздельно, нежели старик, давящийся смехом.
– С вами разводятся, сэр.
– Что со мной делают?
Плечи Брауна поникли. Он знал, что эта новость совсем не понравится хозяину.
– Разводятся.
– Выбрасывают, милорд, выталкивают, забывают, вы умерли для нее…
– Я понял тебя, Элберт, пробормотал Лайон раздраженно. – Я знаю, что означает слово «развод».
Лайон продолжил свой путь, а старый слуга плелся позади.
– Так она и сказала. Моя хозяйка разводится с вами, как принято у ее народа. Она говорит; что нет ничего особенного в том, чтобы избавиться от мужа. Вам придется поискать другое место для житья.
– Что мне придется? – переспросил Лайон, уверенный в том, что плохо расслышал.
Браун усиленно закивал головой, подтверждая слова Элберта.
– Вас выкидывают, выталкивают…
– Элберт, ради Бога, прекрати причитать! – потребовал Лайон. Он повернулся к Брауну. – А при чем здесь обувь?
– Обувь означает ваш уход, милорд, – сказал Браун.
Браун старался не замечать недоверчивого выражения, появившегося на лице хозяина. Он боялся, что вот-вот утратит над собой контроль, и уставился в пол.
– Позволь мне уяснить, – пробормотал Лайон. – Моя жена считает, что дом принадлежит ей?
– И вашей матери, конечно! – выпалил Браун. – Она содержит ее.
Браун кусал нижнюю губу, и Лайон подумал, что он, вероятно, пытается не рассмеяться.
– Ну, разумеется.
Элберт вновь попытался помочь.
– Так принято у ее народа, – вставил он бодрым голосом, царапавшим по нервам Лайона.
– Где моя жена? – спросил Лайон, игнорируя замечание Элберта.
Он не стал дожидаться ответа и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, в направлении спален. Внезапная мысль заставила его остановиться.
– Она обрезала волосы? – спросил он.
– Обрезала! – прокричал Элберт, прежде чем Браун успел открыть рот. – Так положено, – настаивал Элберт. – Когда волосы обрезаны, тогда… вы все равно что умерли для нее. Вы выброшены, выкинуты…
– Я понял! – закричал Лайон. – Браун, внеси мои туфли в дом. Элберт, иди посиди где-нибудь.
– Милорд? – окликнул его Браун.
– Да?
– Французы и вправду соблюдают такие законы?
Лайон сдержал улыбку.
– Моя жена сказала, что это закон?
– Да, милорд.
– И она сказала тебе, что приехала из Франции? – спросил он дворецкого.
Браун кивнул.
– Ну, значит, это правда, – заявил Лайон. – Я хотел бы принять ванну, Браун. Оставь обувь на потом, – заметил Лайон и улыбнулся. Временами он забывал, насколько Браун молод и неопытен. Правда, когда лжет женщина, излучающая невинность и искренность… Кристина!
Его жены в спальне не было. Да он и не ожидал, что она окажется там. Солнце еще светило достаточно ярко, и она наверняка не вернется в дом, пока ее к этому не вынудит темнота.
Лайон подошел к окну и посмотрел на заходившее солнце. Это было великолепное зрелище, которое он никогда не замечал, пока не женился на Кристине. Именно она открыла ему глаза на то, как чудесна жизнь.
И как чудесна любовь. Да, он любит ее так горячо, что иногда это его пугает. Лайон не представлял, как сможет жить, если с ней что-то случится.
Эта ужасная мысль не преследовала бы его, если бы не предстоящая встреча Кристины с отцом. Лайон был крайне встревожен.
Она считает, что отец попытается убить ее. Ричардс не смог рассказать Лайону ничего существенного о бароне, но тот факт, что Сталински был причастен к делу Брисбена, закончившемуся так ужасно, тоже тревожил Лайона.
Как все упростилось бы, если бы Кристина доверилась ему! Господи, он чувствовал себя так, словно его пригласили сразиться на шпагах, но с завязанными глазами.
Правда настигла его, словно удар. Он требовал от жены того, чего сам не хотел ей дать. Доверие. Да, он хотел от нее абсолютного доверия и тем не менее не сказал, насколько он доверяет ей. Нет, напомнил он себе, качая головой, его грех тяжелее. Он не открыл ей свое сердце.
Кристина лишь раз спросила его о прошлом. Когда они ехали в Лайонвуд, она попросила рассказать о его первой жене, Летти.
Его ответы были резкими и односложными. Таким образом он дал ей понять, что эту тему обсуждать не будет.
Больше она его ни о чем не спрашивала. Да, он получил то, что заслужил. Дверь позади него открылась. Лайон взглянул через плечо и увидел слуг, вносивших ванну и ведра с горячей водой, от которой поднимался пар.
Он снова повернулся к окну и, снимая камзол, наконец увидел Кристину.
У него перехватило дыхание. Эта картина была даже величественнее, чем закат солнца. Кристина ехала верхом, без седла. Серый жеребец несся с такой скоростью, что очертания его ног сливались в неясное пятно.
Кристина была подобна ветру. Ее золотистые волосы развивались: Спина былапрямой, как струна, и, только когда она перелетела через кусты, отделявшие парк от полей, Лайон смог перевести дыхание.
Кристина была гораздо более умелой наездницей, чем он. Теперь, глядя на нее, Лайон это понял. Он был очень горд, как будто это была и его заслуга. – Она моя львица, – прошептал он. Она была так непостижимо грациозна… а он предлагал научить ее ездить верхом!
Еще одна ошибка. Такая же, как и его надежда, что он дождется от нее извинения.
Лайон посмеивался, снимая с себя одежду. Он не обращал внимания на встревоженные взгляды слуг: они не привыкли слышать его смех. Потом он вытянулся в длинной ванне, опершись плечами на ее край. Браун занялся приготовлением одежды.
