— Боюсь, Гилфорд, моя жена не сможет танцевать с вами, поскольку находится в деликатном положении и вынуждена ограничиться одним-единственным туром вальса — с мужем. После этого она до конца вечера будет отдыхать, что естественно в ее состоянии — тем более есть люди, которые, поздравляя ее с законным браком, проявляют, я бы сказал, чрезмерный энтузиазмом, а это, как известно, утомляет.
Во взгляде Хэррисона полыхнула такая ненависть, что Виктория мысленно поблагодарила Майлза за то, что он не позволил ей танцевать с бывшим другом детства.
— Спасибо тебе, — прошептала она, склоняя голову на плечо мужу. — Мне очень не хотелось с ним танцевать. Уж и не знаю, что в последнее время на него нашло. Прежде он был довольно мил. Господь свидетель, мы с ним много лет дружили. А теперь он все время на меня злится.
— Еще бы ему не злиться, — проворчал Майлз, продолжая кружить Викторию в вальсе. — Ведь я женился на его женщине…
— Ах, Майлз, я сто раз тебе говорила, что между нами ничего не было…
— Очень на это надеюсь, — с нажимом произнес он и многозначительно посмотрел на жену. — Как бы то ни было, я его не терплю — и уж тем более не склонен ему доверять. Сказать по правде, мне бы не хотелось, чтобы он вертелся вокруг тебя.
— По-моему, ты преувеличиваешь, — сказала Виктория. — На самом деле этот человек ровно ничего для меня не значит, и я вовсе не против того, чтобы он держался от меня подальше. Одного не понимаю — кто его пригласил на бал?
— Честно говоря, я думал, что это дело рук Фионы.
— Что ж, очень может быть. Мой отец любил Хэррисона, и Фиона, вполне возможно, сочла своим долгом его позвать — в память о сэре Джоне. Хотя даже Фиона признает, что со дня нашего бракосочетания Хэррисон сделался просто несносен.
Майлз озадаченно посмотрел на жену.
— Со дня нашего бракосочетания? — повторил он. — Ты что же, встречалась с ним даже после нашей свадьбы?
— Нет, что ты! Просто… просто за это время я получила от него пару довольно странных писем.
Майлз замер.
— О чем это ты, черт возьми, толкуешь? — осведомился он. — Что это за письма такие, хотел бы я знать?
Виктория заметила, что на них оглядываются.
— Прошу тебя, говори потише, — прошептала она. — И вообще… Мне бы не хотелось обсуждать это сейчас; Я расскажу тебе обо всем позже.
— Ну уж нет! Рассказывай — и сию же минуту!
Взяв Викторию за руку, Майлз вывел ее из зала.
— С тех пор как мы вернулись из путешествия, я получила от Хэррисона несколько записок, — пробормотала молодая женщина, когда они уединились в пустынном гулком холле.
— Какие еще записки?
Виктория пожала плечами.
— Да так… Маленькие послания, в которых он просил меня с ним встретиться. В конце каждой записки он требовал разговора наедине.
Глаза Майлза гневно сверкнули.
— И что же ты писала ему в ответ?
— Ничего не писала. Оставляла эти послания без ответа.
Майлз удовлетворенно кивнул.
— И правильно делала. Но все-таки было бы неплохо, если бы ты прежде рассказала обо всем мне.
— Не хотела тебя расстраивать.
— Тори, куда больше меня расстраивают такого рода маленькие женские тайны.
Виктория улыбнулась, в голосе мужа прозвучали неподдельная любовь и забота.
— Хорошо, Майлз. Как только я получу следующее послание, я обязательно тебе его покажу.
— Больше ты от него ничего не получишь, — прорычал Майлз. — Уж я за этим прослежу, будь уверена. — Протянув ей руку, он добавил: — Пойдем, Тори. Будет лучше, если мы вернемся к гостям прежде, чем они заметят наше отсутствие.
Рука об руку они проследовали в бальный зал. Майлз подвел Викторию к Фионе, усадил рядом с мачехой, после чего направился быстрыми шагами к Хэррисону, который стоял в стороне и беседовал с каким-то господином.
— Мне нужно с вами поговорить, — сказал он, обрывая Гилфорда на полуслове. — Немедленно.
Хэррисон с вызовом посмотрел на Майлза.
— Разве вы не видите, Уэлсли, что я разговариваю? Придется вам подождать.
— Или мы поговорим с вами наедине, — процедил сквозь зубы Майлз, — или прямо здесь, в зале — в присутствии мистера Фицпатрика. Выбор за вами.
Хэррисон недовольно скривился, но тем не менее распрощался с приятелем и последовал за Майлзом на балкон.
Едва за ними закрылись двери, как Майлз прижал Гилфорда к каменным перилам балкона и звенящим от гнева голосом проговорил:
— Держитесь подальше от моей жены, Гилфорд, а не то, клянусь богом, вы пожалеете! Вы меня поняли?
Неприкрытая враждебность Майлза смутила Гилфорда, но он попытался скрыть свое смущение под дерзкой ухмылкой.
— Нас с Викторией, Уэлсли, связывает множество вещей, о которых вы не имеете представления. Если вы полагаете, что ваш брак, которого она, кстати, не желала, способен уничтожить все то, что между нами было, вы сильно ошибаетесь…
Майлз левой рукой сгреб Хэррисона за накрахмаленную манишку и сунул ему под нос кулак.
— Слушайте меня внимательно, Гилфорд. Если вы еще раз обеспокоите мою жену своими гнусными посланиями с требованиями встречи, на свидание к вам явлюсь я — собственной персоной. Зарубите себе это на носу.
— Уберите руки, Уэлсли!
— Разумеется, — сказал Майлз и выпустил Гилфорда, брезгливо отряхнув ладони. — Надеюсь, вы примете мой совет к сведению? Держитесь от Виктории подальше, не то будете иметь дело со мной!
— Неужели вы полагаете, Уэлсли, что, угрожая мне расправой, сможете меня запугать? Впрочем, чему я удивляюсь? Вы ведь американец, а у них в ходу только такие доводы…
Майлз ответил ему холодной улыбкой:
— Вы правы, Гилфорд. Я — американец. И у нас, американцев, как у всякого примитивного народа, в большом почете физическая сила, которую мы используем, чтобы проучить наглецов, покушающихся на честь наших жен. При этом мы не затрудняем себя соблюдением правил вроде тех, что приняты у британцев в боксе, а колотим подонка по чем попало и как попало, пока он не свалится на землю. — Майлз небрежно пожал плечами и добавил: — Бывают, конечно, случаи, когда такого вот охотника до чужих жен забивают до смерти: чего не случается в драке без правил? Поэтому предупреждаю заранее, что в драках я основательно поднаторел, поскольку дерусь с тех пор, как научился ходить. Стало быть, ничего не будет удивительного в том, что в следующий раз, когда вы станете досаждать моей супруге, я вас просто-напросто убью…
Он замолчал, смерил Гилфорда презрительным взглядом и, развернувшись на каблуках, неторопливо покинул балкон.
Хэррисон Гилфорд валялся на широкой, застеленной бархатным покрывалом кровати и, помахивая в такт своим мыслям стаканом с неразбавленным джином, вел нелицеприятный разговор с самим собой.
