29
Хэррисон Гилфорд валялся на широкой, застеленной бархатным покрывалом кровати и, помахивая в такт своим мыслям стаканом с неразбавленным джином, вел нелицеприятный разговор с самим собой.
— Итак, эта высокомерная сучка все-таки забеременела, — бормотал он, скривив в пьяной ухмылке рот, — а это значит, что Уэлсли оказался на высоте. Получается, я его недооценивал.
Хэррисон прикрыл покрасневшие глаза и попытался представить себе, как чопорная Виктория Пемброк извивается от страсти под распаленным мужским телом. Из этого, однако, ничего не вышло. Насколько мог вообразить Гилфорд, пока муженек пыхтел над Викторией, она, глядя в потолок, терпеливо размышляла о своем долге перед богом и отечеством.
И все же Майлзу надо отдать должное. Американцу удалось-таки обрюхатить девку, причем куда быстрее, нежели рассчитывал Гилфорд. Теперь узы, которые связывают Викторию с семейством Уэлсли, сделались еще теснее, а стало быть, шансы Гилфорда вбить между молодыми людьми клин представляются теперь весьма эфемерными.
Хэррисон помотал головой. «Вот дьявольщина! А ведь поначалу все так здорово складывалось. Люди твердили на все лады, что Виктория дала согласие на брак, поскольку у нее не было иного выхода. Что же до Майлза, поговаривали, будто он, делая ей предложение, руководствовался одним только голым расчетом».
И тому имелись подтверждения. Хэррисон зная наверняка, что на следующий день после свадьбы Виктория сбежала от своего жениха. Об этом ему сообщил человек, которого он специально нанял, чтобы следить за молодыми. Тот заверил Хэррисона, что, прячась в кустах неподалеку от манора Уэлсли, собственными глазами видел, как Виктория под покровом темноты удирала из дома.
Правда, из донесения того же самого агента явствовало, что Майлзу в скором времени удалось нагнать беглянку. Таким образом, по прошествии трех недель мистер и миссис Уэлсли снова поселились в старом доме, а их отношения так улучшились, что они даже умудрились зачать ребенка.
Хэррисон хихикнул, вспомнив, как была потрясена Виктория, когда он намекнул, что причиной ее скоропалительного брака с Майлзом была именно ее беременность.
Неужели она так наивна, что не понимает, к какому выводу пришли люди из общества, узнав о ее свадьбе с Уэлсли-младшим? Гилфорд единым духом прикончил плескавшийся в стакане джин и прорычал:
— Но я-то какого черта ломаю над всем этим голову? В конце концов, эта девчонка никогда мне особен но не нравилась.
Он лукавил, и сам знал это. Виктория всегда привлекала его. Ко всем прочим бедам, с ее замужеством рухнули планы Херрисона завладеть Пемброк-хаусом и прибрать к рукам племенной табун Пемброков. Другими словами, замужество Виктории нанесло его самолюбию и планам на будущее весьма болезненный удар, от которого Гилфорд никак не мог оправиться.
Между тем поначалу он положил глаз на ее сестру — легкомысленную хохотушку Джорджию. Та, однако, весьма пренебрежительно отнеслась к его ухаживаниям, и Гилфорд переключился на Викторию. К большому своему удивлению, он скоро обнаружил, что общение с Викторией доставляет ему немалое удовольствие, хотя, конечно, ее внешность и манера держаться не распаляли слишком его чувственности, что непременно случилось бы, окажись рядом с ним Джорджия.
Так почему же ему не удалось заполучить Викторию? Ведь он, казалось, вел себя с ней как должно: старался не торопить событий, никогда не навязывался к ней с ласками, поцелуями и прочими глупостями, а главное — никогда не требовал от девушки больше того, что она хотела дать. Увы, но вознаградить Гилфорда за его тактичное поведение Виктория отнюдь не спешила.
Теперь задним числом Хэррисон понимал, что взятый им на вооружение план неторопливой осады оказался неудачным. С другой стороны, кто мог ожидать, что эта неприступная старая дева привлечет вдруг внимание грубого, невоспитанного американца?
Хэррисон покачал головой и тяжело вздохнул. Ему по-прежнему не верилось, что Виктория, позабыв о нем, отдала свое сердце какому-то дикарю, вышла за него замуж и зачала от него ребенка.
Застонав от омерзения, он потянулся за хрустальным графином и щедро плеснул себе джина.
— Черт возьми, — пробормотал он, — до чего же несправедливо бывает порой устроена жизнь!
Хэррисон ощутил такую невероятную жалость к себе, что ему захотелось плакать. Одновременно его охватила жажда мести.
— Подумать только, я потратил на эту женщину столько лет, ничего не получив от нее взамен. Так или иначе, но ей придется со мной расплатиться!
Перед его мысленным взором предстал Кингз Рэнсом.
Какая потеря! Если бы ему достался этот жеребец, уж он бы нашел ему применение. Пустил бы его на племя, участвовал бы с ним в скачках, продал бы его, конце концов!
Кингз Рэнсом стоил кучу денег, но Хэррисон Гилфорд считал, что он единственный человек на свете, который знает ему настоящую цену. Пустив коня на племя и продавая жеребят, можно было обогатиться в два счета. Гилфорд не раз предлагал покойному сэру Джону усердней использовать жеребца, но старый олух полагал, что чем меньше будет приплод от Кингз Рэнсома, тем дороже он будет стоить.
— Какая несусветная чушь! — с нескрываемой злобой в голосе произнес Хэррисон и, чтобы подхлестнуть свою злость, снова приложился к стакану.
«Даже если бы цена одного жеребенка и впрямь стала ниже, — рассуждал он, — это легко было бы возместить, продав побольше жеребят. Достанься мне только Кингз Рэнсом, я бы сделал на нем состояние. Нет, этот конь должен принадлежать мне!»
Неожиданно Хэррисон распрямился, словно стальная пружина, и уселся на кровати.
— А ведь я еще могу осуществить свою мечту, — пробормотал он, лихорадочно озираясь. — Конь-то стоит себе преспокойно в стойле и никем не охраняется. Даже ночью.
Так оно и было. Кто угодно мог вывести жеребца из стойла, спрятать его на какой-нибудь отдаленной ферме, а потом, выждав, когда шум уляжется, продать.
Наверняка, сказал себе Хэррисон, желающие купить такого породистого производителя, как Кингз Рэнсом, найдутся — и не только у нас, но и во Франции или даже в Италии.
Увы, с мыслью о приплоде от Кингз Рэнсома Гилфорду пришлось распрощаться сразу: уж слишком это было рискованно, но получить за жеребца основательный куш представлялось делом вполне реальным. Этих денег ему, Гилфорду, хватило бы надолго, тем более что временами он отчаянно нуждался в наличности — его легкомысленный отец чрезвычайно любил азартные игры, причем играл большей частью несчастливо.
— Этот конь — мой! — воскликнул Хэррисон, срываясь на истерические, визгливые нотки. — Уж если я не в силах заполучить женщину, то пусть мне достанутся деньги, которые я выручу, продав Кингз Рэнсома. Господь свидетель, деньги мне нужны, и я ни перед чем не остановлюсь, чтобы их раздобыть!
