ярость. Вскоре он превратился бы в ужасного деспота, который вымещал бы свое дурное настроение на невинных людях.
Нужно остановиться прежде, чем сделать их обоих несчастными на всю оставшуюся жизнь.
По прибытии он сразу же отдал себя в руки Оверстоуна, надеясь утонуть в работе.
«Есть что-то особенное в том, чтобы проснуться в собственной постели у себя дома», – подумала Белла, открыв глаза на следующее утро. Сколько всего еще нужно сделать. И не думать о том, что просыпаться с кем-то гораздо приятнее…
Она постаралась перестать об этом думать.
Белла наслаждалась простыми радостями жизни: знакомыми звуками с улицы и тем, как луч дневного света рисовал линию на противоположной стене, как вдруг начала грустить.
Ей нравился этот дом. Он был достаточного размера для нее одной, и соседи казались приятными. С Беллоной Флинт они, вероятно, не пытались подружиться потому, что считали ее слишком суровой. Но при этом всегда желали хорошего дня и поддерживали разговоры о погоде. Однако она не могла здесь оставаться. Как бы она смогла объяснить чудесное превращение Беллоны в Беллу? И как можно полностью разорвать все связи с обществом леди Фаулер, живя через улицу от ее дома?
Белла вспомнила о стопке писем. Хотелось бы к ним даже не притрагиваться, но, в конце концов, будет лучше разобраться с этим побыстрее. Она позвонила в колокольчик, который лежал на тумбе возле кровати. Вскоре появилась Китти.
– Вы так рано проснулись, мисс! – сказала она, ставя ведерко с углем на пол и опускаясь на колени, чтобы развести огонь. – И выглядите гораздо лучше после хорошего ночного сна. Надеюсь, вы хорошо спали, мисс?
– Да, – сказала Белла, несколько удивленная своим словам. Она ожидала бессонную ночь, и что будет терзаться воспоминаниями. – Должно быть, я устала сильнее, чем думала.
– Все эти путешествия, мисс… Принести вам завтрак, когда я здесь закончу?
– Да, пожалуйста. И ту стопку писем.
Китти разожгла камин и некоторое время смотрела на него. Когда огонь разошелся, она встала, вытирая руки о фартук.
– Хорошо, мисс. Какое платье вы сегодня хотите надеть?
Белла приняла твердое решение.
– Точно ни одно из платьев Беллоны. Она скоро исчезнет.
– О, как прекрасно, мисс! – громко воскликнула Китти.
Белла улыбнулась.
– Это было для тебя тяжелым испытанием, не так ли? И да, сегодня я надену корсет.
Китти, улыбаясь, поспешила прочь.
Белла изо всех сил старалась сосредоточиться на насущных проблемах, пока ждала Китти. Для новой жизни ей понадобятся новые платья. Стоит ли ей снова наведаться к мадам Морей или отправиться к хорошему портному? Здесь или в другом городе?
Возможно, ей следует и вовсе уехать из Лондона. В ее голову закралась мысль… Нет, она не переедет в Дувр! И ни в какой другой портовый город на южном побережье, где она могла бы случайно встретиться с капитаном Роузом. Ей следует избегать побережья. Легче всего было бы просто воткнуть булавку в карту, и таким образом определиться с направлением.
Китти принесла завтрак. Белла сделала первый глоток шоколада, а затем стала рассматривать письма. Все они были из дома леди Фаулер, но не от самой леди. Два были от Мэри Ившем, а остальные – от разных дам из общества.
Она отпила еще шоколада и откусила кусочек теплого хлеба с маслом. Затем сломала печать на первом письме, одном из тех, что были от Мэри Ившем. Она была сестрой священника, чрезвычайно умной женщиной, которая обладала ироничным чувством юмора.
Моя дорогая мисс Флинт!
В обществе леди Фаулер очень не хватает вашего здравого смысла. Сама леди очень плохо себя чувствует. Откровенно говоря, она быстро сдает, но быстрее всего погибает ее разум. Из-за этого здесь становится очень тревожно, и наступил полнейший хаос. Я сомневаюсь в том, что она сама стала бы вам писать, или поощрила бы мою затею. Если вы избегаете этого места из благоразумия, то мне не стоило побуждать вас возвращаться, но я должна была попытаться.
С глубоким уважением, Мэри Ившем
Белла выдохнула. Письмо ее насторожило, но что именно там происходит? Слова Мэри про «тревожность» звучали словно с иронией, но она явно была сильно обеспокоена.
Она налила себе еще шоколада и открыла следующий конверт, который только недавно доставили. Письмо было от Клары Ормонд – пожилой дамы, немного пухлой и нервной, жившей в страхе, что ее выгонят на улицу. Клара была одной из тех женщин из общества, кому Белла отчаянно хотела помочь. Она понимала, что Клара явно не в состоянии помочь себе сама. Она любила своего мужа, но бог не подарил им детей. Муж понес убытки в бизнесе, и когда он умер, она оказалась без гроша в кармане. Клара никогда не проявляла истинного интереса к делам леди Фаулер, а просто отдалась на милость этой леди.
Письмо было отчаянной мольбой к Беллоне вернуться до того, как катастрофа – подчеркнуто трижды – настигнет их всех.
Следующее письмо было от Силии Поттерсби. Написано в том же духе, но с упоминанием о сестрах Драммонд, играющих на затухающем рассудке леди Фаулер.
Гортензия Спротт, худая и резкая женщина, прямо заявила:
Она сумасшедшая, но не знает об этом. Чем скорее она умрет, тем лучше. Молись, чтобы это случилось до того, как она погубит всех нас.
Последнее письмо было снова от Мэри.
Моя дорогая Беллона!
Из чистого эгоизма я должна умолять вас вернуться к нам, хотя бы ненадолго. Дела серьезные, и я не знаю, как лучше поступить.
Я знаю, что сделала бы вам большое одолжение, порекомендовав держаться подальше, даже, возможно, покинуть Лондон. Но я должна просить вас вернуться.
С глубоким уважением, Мэри Ившем
Письма сильно взволновали Беллу. Но почему все эти женщины писали ей? Она позже всех остальных присоединилась к обществу леди Фаулер и не имела власти что-либо изменить.
Торн как-то сказал, что она прирожденный лидер. Белла тогда не согласилась, но, возможно, он был прав, говоря, что люди видят ее именно такой. Лидер – это тот, кто предпочитает действовать, а не хвататься за голову? Получается, овцы, попавшие в беду, ищут спасения?
Ей не хотелось думать об авторах писем как об овцах. Но даже Мэри, с ее здравым смыслом, и Гортензия, такая свирепая и резкая, были без гроша за душой и абсолютно зависимы от леди Фаулер. Этого было достаточно, чтобы лишить мужества кого угодно. И именно это удерживало ее в Карскорте в течение четырех лет.
Тем не менее Белла
