И кто мог винить его за это? Джейк Валентайн подумал, что один взгляд на миссис Ратледж одновременно сбивает с толку и гипнотизирует. Хотя Поппи Ратледж всегда была красавицей, теперь в ней появился некий дополнительный огонь, ее синие глаза сверкали новым блеском.
– ... каретных дел мастер, – опомнился наконец Гарри. – Ваша карета была только что доставлена. Я надеялся, вы взглянете на нее и удостоверитесь, что с ней все в порядке, и она именно то, что вы хотели.
– Да, с удовольствием. – Поппи откусила кусочек от бриошь, теплого глазированного шарика, слегка смазанного маслом и джемом. Последний кусочек она протянула Гарри. – Поможете доесть?
Все вокруг с изумлением наблюдали, как Гарри послушно взял из ее рук лакомство, любезно положенное прямо в рот. Удерживая Поппи за запястье, Гарри лизнул кончик ее пальца, на котором осталось пятнышко джема.
– Восхитительно, – произнес он, помогая ей подняться с табурета. Он оглянулся на окружающих. – Я верну ее очень скоро. И вот что, Валентайн...
– Да, сэр?
– Я заметил, что вы слишком давно не отдыхали. Я хочу, чтобы вы немедленно занялись этим вопросом и что-нибудь для себя придумали.
– Я не нуждаюсь в отдыхе, так как не знаю, чем мог бы занять себя, – возразил Джейк.
Гарри улыбнулся.
– Вот именно поэтому отдых вам просто необходим.
Как только Гарри увел жену с кухни, Джейк огляделся вокруг с совершенно ошеломленным выражением на лице.
– Это совсем другой человек, – поразился он.
Миссис Пеннивистл улыбнулась.
– Нет, он всегда останется Гарри Ратледжом. Вот только теперь... теперь он – Гарри Ратледж, у которого появилось сердце.
Поскольку отель действительно являлся центром, куда стекались все сплетни, Поппи оказалась посвящена в скандалы и личную жизнь людей из практически всех частей Лондона. Ее тревожили постоянные слухи о продолжающемся падении Майкла Бэйнинга: ставшие обычными пьянство, азартные игры, ссоры и общая манера поведения, недостойная человека его положения. Некоторые толки были связаны с Поппи, точнее с ее поспешной свадьбой с Гарри. Поппи это сильно расстраивало, ей было больно слышать, в какую грязь Майкл превращал свою жизнь, и ей было жаль, что она ничем не может ему помочь.
– Это – единственная тема, которую я не могу обсуждать с Гарри, – сказала она Лео, посетив его однажды днем. – И все из-за его ужасного характера – он словно одевает спокойную, но мрачную маску; только вчера вечером мы практически поссорились из-за этого.
Принимая из ее рук чашку чая, Лео сардонически выгнул бровь.
– Послушай, сестренка, я действительно желал бы принимать твою сторону по любому вопросу... но почему ты хочешь обсуждать Майкла Бэйнинга со своим мужем? О чем, черт возьми, тут можно спорить? Эта глава твоей жизни закрыта. Если бы я был женат – чего, благодарение Богу, никогда не произойдет – я бы не проявил большого энтузиазма при обсуждении такого предмета, как Бэйнинг, что, очевидно, Гарри и делает.
Поппи нахмурилась, уткнувшись в свою чашку и медленно размешивая кусочек сахара в янтарной жидкости. Она дождалась, когда сахар полностью растворился, затем ответила:
– Боюсь, Гарри возражал в ответ на мою просьбу. Я сказала, что хотела бы навестить Майкла, так как думаю, что смогу уговорить его изменить тот образ жизни, который он ведет в последнее время. – Как только Поппи увидела выражение лица брата, она быстро добавила в свою защиту: – Всего какие-то несколько минут! И под его контролем. Я так и сказала Гарри, что предпочла бы, чтобы он сам сопровождал меня. Но он запретил мне в очень властной манере, даже не посчитав нужным объяснить, почему...
– Он должен был отшлепать тебя, перебросив через колено, – сообщил ей Лео. Пока она сидела с открытым от удивления ртом, брат поставил свою чашку, заставил ее сделать то же самое, и взял обе ее руки в свои. Он смотрел на нее со смесью упрека и симпатии. – Милая Поппи, у тебя очень доброе сердце. Я не сомневаюсь, что для тебя посещение Бэйнинга – акт милосердия, сопоставимый с действиями Беатрис, спасающей кролика из ловушки. Но тут мне становится очевидна твоя все еще прискорбная неосведомленность о том, что собой представляют мужчины. Похоже, именно я должен тебе это объяснить... мы не настолько цивилизованны, как ты, кажется, считаешь. На самом деле, мы до безумия счастливы, когда можем просто вышвырнуть соперника к чертям собачьим. Поэтому, прося Гарри позволить тебе посетить Бэйнинга – по всем признакам, единственную персону в мире, на которую ему глубоко наплевать – и успокоить его раненные чувства... – Лео покачал головой.
– Но Лео, – попыталась возразить Поппи, – ты же помнишь те дни, когда сам вел такую же жизнь, как Майкл. Я подумала, ты должен испытывать к нему симпатию.
Отпуская ее руки, Лео улыбнулся, но эта улыбка не коснулась его глаз.
– Наши обстоятельства несколько отличаются. Я был вынужден бессильно наблюдать, как у меня на руках умирает девушка, которую я любил. Да, после ее смерти я вел себя ужасно. Еще хуже, чем Бэйнинг. Но, дорогая, на этом пути мужчину нельзя спасти насильно. Он должен сам отойти от пропасти. Возможно, Бэйнингу удастся избежать окончательного падения, возможно, нет. В любом случае... нет, я не испытываю к нему симпатии.
Поппи взяла свою чашку и сделала глоток горячего бодрящего напитка. Посмотрев на ситуацию с точки зрения Лео, она почувствовала себя несколько глупо, и даже начала немного сомневаться.
– В таком случае вопрос должен быть зарыт, – сказала она. – Возможно, я была неправа, прося об этом Гарри. Пожалуй, я принесу ему свои извинения.
– Это одна из вещей, – мягко заметил Лео, – которую я всегда в тебе обожал, сестренка. Готовность пересмотреть свои взгляды и даже отказаться от них.
Сразу от брата Поппи отправилась в ювелирную лавку на Бонд Стрит. Там она выбрала подарок для Гарри, после чего вернулась в отель.
К счастью, этой ночью она и Гарри запланировали ужин в своих апартаментах. Это давало ей время и уединение, на которые она рассчитывала, чтобы обсудить их разногласия, возникшие предыдущим вечером. Вот тогда она принесет Гарри извинения. В своем желании помочь Майклу Бэйнингу, она не приняла во внимание чувства Гарри, и ей очень хотелось это исправить.
Данная ситуация напомнила ей часто повторяемое высказывание ее матери о браке: "Никогда не помни его ошибки, но всегда помни свои собственные".
Приняв ванну, Поппи надела светло-голубой халат и тщательно высушила волосы, оставив их свободно спадающими на плечи, как ему нравилось.
Гарри вошел в апартаменты, когда часы пробили семь. Он гораздо больше походил на того Гарри, которого она помнила по началу их брака: его лицо было мрачным и усталым, пристальный взгляд – холодным.
