Навстречу Агнес из кухни вышел Маккэн.
— Чудесный был день, мэм, — с чувством проговорил он.
— Да, Маккэн, день прошел замечательно, и обед удался на славу. Я обязательно пойду и поблагодарю миссис…
Звук, донесшийся из гостиной, оборвал ее на полуслове. Они одновременно повернули головы. Агнес бросилась в гостиную, за ней поспешил Маккэн.
Представшая их глазам картина заставила их на мгновение замереть на месте. Но уже в следующий момент, стряхнув оцепенение, они ринулись к лежащему на диване Чарльзу, чье тело сотрясала кровавая рвота.
* * *
Против обыкновения доктор Бейкер говорил непривычно тихо.
— Пусть полежит и отдохнет, — произнес он вполголоса, стоя у постели Чарльза. — Через пару часов я вновь к вам наведаюсь, — закрывая саквояж, пообещал он Агнес.
— Это у него серьезно? — не выдержав, спросила Агнес.
— Да, моя милая, очень серьезно.
— А он?..
— Вы хотели спросить, умрет ли он? Могу только сказать, что надолго его не хватит. Только сейчас я говорил ему, что следовало бы лечь в больницу, но и там едва ли удастся остановить процесс. Он отказался, так что все будет как Бог даст. У него ведь есть еще родственники? Я бы посоветовал известить их.
— Это не так просто. Его сестра недавно во второй раз вышла замуж. У них сейчас медовый месяц. Ее муж — капитан грузового судна.
— Грузового? — Мистер Бейкер сморщил нос.
— Да, именно грузового, — повторила Агнес.
— Не очень подходящее место для свадебного путешествия, для медового месяца комфорта маловато.
— Не думаю, что она обратит на это внимание, ибо очень счастлива. Две недели назад мы были у них на свадьбе.
— Мне казалось, что кто-то из этого семейства имел собственную семью и детей.
— Это она. Но они с мужем развелись.
— Развелись? — Доктор удивленно поднял брови.
— Да, она с ним развелась, и правильно сделала. Ей встретился добрый, чуткий человек. Я уверена, что она будет с ним счастлива. Они отправились к какому-то далекому острову. Сейчас вряд ли вспомню его название.
— А братья?
— Один в монастыре, а другой — в госпитале.
— Ах да, помню, это тот, что был сильно искалечен на войне.
— Да-да, все так и есть.
— Он может ходить?
— Да, с палочкой.
— Тогда мне непонятно, почему бы ему не приехать к брату. На вашем месте я бы все-таки связался с ним. Ну, еще увидимся.
Доктор ушел, а Агнес после некоторого колебания открыла дверь и вошла в спальню.
Чарльз ждал, пока она подойдет.
— Дорогая, — протягивая к ней руку, позвал он.
— Да, милый, — откликнулась она. — Ты что-то хочешь?
— Я хочу поблагодарить тебя за все то счастье, что ты мне подарила.
Агнес молчала, ибо чувствовала, что стоит ей только открыть рот — и она неминуемо разрыдается.
— Ну же, не надо так расстраиваться. Мы оба знаем, что все идет к этому. К тому же ты ведь такая рассудительная.
— Не надо, не говори так, — с трудом произнесла она, слова мужа причиняли Агнес мучительную боль.
— Послушай, моя милая. Я хочу повидать Реджи. Попроси его приехать… Наш вихрь… — он попытался улыбнуться, — сделал мне укол… я скоро усну… но мне хочется увидеться с братом. Ты ему передашь?
— Да, дорогой, немедленно. С тобой побудет Маккэн. — Она взглянула на дверь, потом наклонилась и, коснувшись губами его влажного лба, поспешно отвернулась.
Спустившись в холл, она сразу же позвонила в госпиталь и попросила позвать к телефону подполковника Фарье. В ожидании Агнес наблюдала, как прислуга на цыпочках сновала взад-вперед, все чувствовали, что близится неизбежная трагическая развязка.
У нее даже дернулась голова, когда в трубке внезапно зазвучал голос Реджинальда.
— Это ты, Агнес? Что у вас стряслось?
— С Чарльзом беда, ему очень плохо.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что сказала, — начала она громко, но ее голос тут же понизился до шепота. — Он… умирает, Реджи.
— Нет, не может быть! Вчера он приезжал ко мне, и все было нормально. Он, правда, немного подкашливал, но в остальном чувствовал себя вполне прилично.
— Он уже несколько месяцев неважно себя чувствует. А сегодня у него был тяжелейший приступ. Приезжал доктор, он сказал, — Агнес закрыла глаза и продолжала, — это может произойти очень скоро.
Молчание длилось так долго, что она не выдержала.
— Ты слушаешь?
— Конечно, я не повесил трубку.
— Ты должен приехать.
Снова воцарилось молчание.
— Где ты? — закричала Агнес. — Он требует тебя. Ты всегда так много для него значил. Можешь ты это понять? Он хочет увидеть тебя, и ты просто обязан приехать.
— Проследи, чтобы прислуга не попадалась мне на глаза.
— Они все о тебе знают. Они будут рады тебе.
— Эгги, ради Бога. Они помнят меня таким, каким я был раньше. Так что, пожалуйста, сделай так, как я прошу. Пусть меня никто не встречает.
— Значит, ты сейчас приедешь?
— Мне надо известить главврача. Думаю, буду у вас через час. А что делать с Генри?
— Я ему позвоню.
— Странно, но факт: я волен свободно уйти, а у него могут возникнуть проблемы с его монастырем.
Агнес слышала, как на другом конце провода положили трубку. С минуту она смотрела на трубку в своей руке, размышляя о том, что Реджи действительно прав. Он мог свободно покидать госпиталь, а вот Генри они не видели уже полтора года, с тех пор как он стал членом монашеского ордена. На Рождество он прислал им радостное письмо и три бутылки монастырского вина. При этом Генри пошутил, что приложил руку к его изготовлению: а точнее сказать, он мыл бутылки. С того времени они получили от него лишь одно коротенькое письмо. Прочитав его, Чарльз сделал вывод: «Генри счастлив, его послание красноречиво говорит об этом».
Поэтому Агнес размышляла, стоит ли ей звонить в монастырь, но потом решила, что должна это сделать.
Ей ответил бодрый голос. Агнес объяснила, в чем дело, и тот же бодрый голос сказал ей, что брат Генри в данный момент находится в часовне, так как проходит вечернее богослужение. Но ей пообещали, что все передадут отцу Эбботу, а тот, в свою очередь, уведомит брата Генри. Тем временем о душе Чарльза непременно будут молиться. Благослови его Бог. На том дело и закончилось.
Прежде чем встать, Агнес обвела взглядом комнату. Две свисавшие с высокого потолка люстры заливали ее теплым светом, смягчая краски и гармонично смешивая их. Это была красивая комната с пологой широкой лестницей. Впрочем, все убранство дома было выполнено изысканно и со вкусом. Агнес мало что изменила, с тех пор как обстоятельства заставили ее принять на себя ведение дел. Но ощущение, что здесь она не в своей тарелке, никогда не покидало ее, несмотря на то что дом наполовину принадлежал ей, а в скором времени Агнес предстояло остаться его единственной хозяйкой.
