Сюзанна Энок - Грех и чувствительность

– Я не думаю, что ты когда-либо намеревался жениться, Валентин. Как насчет твоих любовниц и возлюбленных, которые лечили тебя от скуки? Разве это не все, чего ты хочешь?

– Я не прикасался к другой женщине с тех пор, как поцеловал тебя, Элинор. Мой дворецкий готов был вызвать врача. Он уверен, что я заболел. – Валентин сделал паузу. – Думаю, что я на самом деле болен. И нет лекарства от этой болезни. – Сглотнув, он выпрямился. – Мне нравится эта болезнь, Элинор.

– Но я сказала, что использовала тебя, – медленно произнесла девушка, снова протягивая ему свои связанные руки.

Он все равно рано или поздно собирался освободить ее. Нахмурившись, Деверилл развязал путы, действуя осторожно, чтобы не поцарапать или не повредить ее нежную кожу.

– Не думаю, что ты использовала меня, Элинор, – ответил он. – И единственное, что я утаил от тебя, так это то, что Мельбурн попросил меня приглядывать за тобой. Но после той первой ночи, я делал бы это независимо от его просьбы.

Элинор медленно протянула руку, чтобы прикоснуться к его щеке.

– Я просто хочу быть уверенной в том, что передо мной настоящий Валентин Корбетт. Мне нравится этот человек, но иногда я вообще не могу обнаружить его.

– Он плохо знаком со всем этим, – ответил маркиз, наклоняясь вперед, чтобы прикоснуться своими губами к ее губам. Его пульс участился, когда губы девушки смягчились под его прикосновением, – но он попытается. И у него есть три дня, чтобы убедить тебя. Ты дашь ему шанс?

Поднявшись, Валентин сел рядом с ней и положил руки девушки себе на плечи, снова завладев ее губами. Господи, он мог целовать Элинор вечно. Мысль о том, что он не сможет видеть ее всегда, когда захочет, будет не в состоянии разговаривать с ней и выслушивать ее более приятные взгляды на мир, доводила маркиза почти до паники. Валентин был всего лишь наполовину серьезен, когда разговаривал с отцом Майклом, но, черт побери, если священник считает, что это хороший план, кто он такой, чтобы спорить с ним? Кроме того, кажется, это была самая лучшая идея за все его тридцать два года жизни.

Элинор тихо застонала, не отрываясь от его рта, и он сделался твердым. Конечно же, она пока не согласилась выйти за него замуж, но девушка и не сказала «нет». А Валентин ничего не имел против того, чтобы заняться убеждением – особенно, если он снова сможет оказаться внутри нее.

– Ты и правда собираешься разрушить мою репутацию, – тихо проговорила Элинор, ее тон слегка колебался.

– Именно. Ведь тогда тебе придется выйти за меня.

– Я не выйду, если не захочу этого. Мельбурн, вероятно, еще сможет уговорить Трейси.

– Сперва я уговорю тебя, – прошептал маркиз, притягивая девушку к себе на колени, чтобы иметь возможность глубже целовать ее.

– Или я могу уйти в женский монастырь, – предположила Элинор, лизнув его ухо.

– Сейчас уже нет, – произнес он с тихим смешком. – Ты никогда не сможешь выдержать того, что проведешь всю свою жизнь, не почувствовав снова прикосновения мужчины. – Деверилл медленно провел рукой вверх по ее ноге, потянув за собой ее тонкую сорочку, когда перешел от лодыжки к бедру.

Он немедленно осознал, что сказал что-то не то, потому что она подняла свою голову от его горла, чтобы посмотреть в его лицо.

– А как насчет тебя, ты собираешься прожить всю жизнь, не почувствовав прикосновения другой женщины? Ты, Валентин? Потому что если ты думаешь, что я буду терпеть, когда ты станешь заводить любовниц, то можешь…

Он проигнорировал часть предложения после слова «терпеть», почувствовав, как легкая дрожь пробежала по его телу от ревности, прозвучавшей в ее голосе.

– Все, что я могу дать – это мое слово, что, вероятно, значит не слишком много. Но я… не хочу никого другого. Я хочу только тебя.

– Все это очень мило, но при этом удобно.

– Удобно? Ты думаешь, что мне было удобно устроить все это? Вломиться в твой дом и похитить тебя?

– Удобно, что ты решил сделать это только после того, как Мельбурн приказал тебе держаться от меня подальше, и после того, как он вызвал Джона Трейси.

Его поведение определенно имело какое-то отношение к этому; Валентин был в уязвимой позиции, и он знал это.

– Перед этим я думал, что мы – я буду иметь больше времени, чтобы выяснить, почему ты вызываешь во мне такие чувства. Идиотизм Кобб-Хардинга захлопнул эту дверь. – Он слегка улыбнулся. – Поэтому я забрался через окно.

– Но все-таки, это ради меня или ради тебя, Валентин?

– Разве это не может быть ради нас обоих?

– Ты…

– Я не знаю, как вести себя правильно, Элинор, – выдохнул маркиз, снова целуя ее, ощущая, как она тает в ответ, – и я не думаю, что способен сделать что-то совершенно противоположное моим собственным интересам. Если бы я даже мог, все равно не позволил бы тебе выйти замуж за Трейси.

Девушка вздохнула.

– Полагаю, что ты, действительно, не позволил бы, – медленно согласилась она, запутавшись пальцами в его волосах. – Но ты сам – лучшая кандидатура для меня, чем он?

Он улыбнулся рядом с ее ртом.

– Гораздо лучшая. Прими во внимание следующее: учитывая то, что ты не хочешь вести себя надлежащим образом, мы составим хорошую пару.

Она прерывисто вздохнула.

– Все это верно и восхитительно, пока ты соблазняешь меня, а я сижу в одной ночной рубашке, и полностью доверяюсь тебе для защиты меня и моей репутации. Но как насчет завтрашнего дня?

Часть того, что так восхищало Валентина в Элинор, так это то, как она смотрела на мир, и как она высказывала свое мнение. Однако сегодня вечером он предпочел бы, чтобы она тихо уступила ему без возражений. В последний раз подарив ей разжигающий огонь поцелуй, который указывал на его намерения в Гретна-Грин, маркиз посадил Элинор на противоположное сиденье.

– Что я знаю, так это то, что у тебя нет никаких чувств к Джону Трейси, в противном случае к этому моменты ты бы уже выпрыгнула из кареты, не важно, движется она или нет. Но ты права. Я не смогу убедить тебя доверять мне, и ты не должна верить тому, что я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль. Я мог бы попытаться подкупить тебя, заявив, что построю тебе личный бассейн для купания, если тебе это нравится. И что я никогда не попытаюсь запретить тебе ездить верхом в мужском седле, или разговаривать с кем ты только пожелаешь. Но я сделал бы все это, если ты этого захочешь.

– Вал…

– Но я просто собираюсь сказать тебе то, что ты уже знаешь, – продолжил он, – что нам с тобой хорошо вместе. Нам весело, и мы понимаем друг друга. Черт, ты понимаешь меня лучше, чем я сам, и думаю, что могу сказать то же самое о тебе. – Валентин провел пальцем по ее щеке, потому что ему было нужно прикасаться к ней. – Но это просто слова, и тебе нужно время чтобы подумать. Так что я буду здесь, дремать рядом, на тот случай, если ты примешь решение сегодня вечером.