— Мы приехали, — мрачно сообщил Девлин.
Карета замедлила ход, останавливаясь. Вирджиния открыла глаза и увидела гостеприимный Уэйверли-Холл. Лакей соскочил с запяток, чтобы открыть для нее дверцу. Девлин поправил ее атласную накидку, скрывая порванное платье.
Сердце Вирджинии сжалось. Почему он беспокоится? Она знала, что у нее поранена губа — красноречивое свидетельство происшедшего. Ей хотелось что-то сказать ему, но она не могла.
Поднявшись, Вирджиния позволила лакею помочь ей сойти на тротуар перед парадными ступеньками особняка.
Девлин спрыгнул позади нее, проворный, как дикий кот, и Вирджиния словно перенеслась назад, на палубу «Американы», когда она ухватилась за поручни и смотрела на бушующий океан, думая о том, какая судьба ждет ее в руках пиратского капитана. «Если вы надеетесь утонуть, подумайте еще раз. Я не позволю вам умереть».
Эти слова пронзали ночь, как если бы она вернулась на захваченную «Американу» и Девлин стоял позади нее, только что произнеся их вновь.
Девлин осторожно взял ее за руку, и Вирджиния тяжело прислонилась к нему. В холле он помешал Бенсону помочь ей с накидкой.
— Немедленно пришлите в хозяйские апартаменты Ханну с горячей водой, полотенцами и бренди. Мисс Хьюз упала.
Бенсон кивнул и поспешил прочь.
Теперь он будет охранять ее репутацию? Вирджинии хотелось плакать.
Девлин внезапно поднял ее на руки и быстро зашагал через холл.
— Отпустите меня, — с трудом вымолвила она. — Я могу идти, что вы делаете?
— Я делаю то, что хотел сделать с тех пор, как позволил Тому Хьюзу жить, — мрачно ответил он.
Вирджиния посмотрела на него, когда он поднимался по лестнице. Его лицо было искажено гневом, сожалением и, как ей показалось, болью.
Девлин открыл их дверь носком туфли и широким плечом. Он пронес ее через их гостиную, где огонь пылал в камине, в главную спальню. Там тоже потрескивал огонь и была приготовлена постель. Девлин опустил Вирджинию на кровать и снял с нее накидку.
— Я помогу вам снять платье прежде, чем придет Ханна, — сказал он.
Это не было предложением.
Вирджиния осознала, что все еще дрожит, хотя в комнате было тепло. Почему он все это делает? Следующим утром все общество будет знать правду.
— Пожалуйста, повернитесь, — сказал Девлин.
Вирджиния вздрогнула.
— До сих пор я ни разу не слышала от вас слова «пожалуйста», — хрипло произнесла она.
Его подбородок напрягся.
— Я редко чувствую необходимость использовать это слово. Вирджиния…
Он умолк.
Она смотрела на него, понимая, что он расстроен и хочет что-то сказать. В ее сердце закралась надежда.
— Что, Девлин?
— Я сожалею, — сказал он после паузы.
Сердце Вирджинии дрогнуло, не оставляя сомнений, что ее чувства не изменились, что она по-прежнему любит этого человека. Она открыла рот, собираясь сказать, что это не его вина, но это была бы неправда. Все, что случилось, было его виной.
— Пожалуйста, повернитесь, — повторил Девлин.
Вирджиния повиновалась, и его руки скользнули по ее спине, расстегивая платье. Когда он снял его, она начала распускать волосы, повесив платье на спинку стула. Воцарилось молчание. Стоя в одном белье, Вирджиния остро ощущала свою незащищенность. Она была в новой черной кружевной сорочке, черном корсете и черных панталонах, украшенных лентами цвета слоновой кости. Ей захотелось чем-то прикрыться.
— Не могли бы вы передать мне халат?
Девлин мельком взглянул на нее, словно не замечая ее изящного туалета. Он открывал шкаф, когда раздался стук.
— Войдите, — резко отозвался Девлин, и озадаченная Вирджиния услышала в его голосе облегчение.
Вошла Ханна с широко открытыми глазами, неся поднос с кувшином воды и полотенцами. Девлин накинул фиолетовый шелковый халат на плечи Вирджинии — еще одну любезность мадам Дидье, — и она крепко завязала пояс.
— О боже! Вы упали! Какая жалость! — воскликнула Ханна, поставив поднос на кровать.
Девлин кивнул, стоя рядом с Вирджинией, а Ханна подошла к двери и взяла еще один поднос у слуги, стоящего снаружи — с бутылкой бренди и двумя стаканами. Девлин взял маленькое полотенце, окунул его в воду и посмотрел на Вирджинию.
— У вас кровь на губе, — сказал он.
Вирджиния могла только смотреть, озадаченная происходящим; ее сердце бешено колотилось.
Девлин сел рядом с ней и осторожно вытер кровь со рта. Приподняв ее подбородок, Девлин с минуту изучал ее рот, потом поднял взгляд.
— Боюсь, синяк сохранится несколько дней.
Вирджиния не знала, что и сказать. Его прикосновения были почти нежными, таким она еще не видела Девлина. Не будь она так расстроена, то, наверное, могла почувствовать себя счастливой.
Ханна вернулась, держа два стакана. Девлин кивнул на боковой стол, и она поставила их туда. Он поднял запястье Вирджинии, которое все еще болело. Его лицо потемнело, и он выругался.
— Все не так плохо, — солгала Вирджиния.
— Черта с два. Думаю, он намеревался сломать вам руку. Ему повезло, что он этого не сделал.
Вирджиния уставилась на него. Девлин заботился о ней. Иначе было невозможно объяснить его реакцию на ее состояние.
Девлин протянул ей стакан.
— Это поможет. Советую выпить до дна. Будете спать как младенец.
Он попытался улыбнуться, но из этого ничего не вышло.
Вирджиния потягивала бренди, ее мысли путались, полные изумления, недоверия и, кажется, даже радости. Как это могло произойти? Что, если она не права? Он столько раз причинял ей боль — может ли она надеяться, что он, наконец, проявил заботу о ней? Но что еще это может быть?
Девлин встал.
— Я буду спать в гостевой комнате, чтобы не беспокоить вас ночью, Вирджиния.
Она испуганно заморгала. Последнее, чего ей хотелось, — это оставаться одной, даже если он будет спать на диване в соседней комнате.
— Ханна, пожалуйста, приложите ледяной компресс к запястью мисс Хыоз.
— Да, сэр.
Вирджиния облизнула губы.
— Нет, Девлин, — хрипло произнесла она.
Он напрягся.
— Я не хочу быть одна этой ночью — пожалуйста, останьтесь здесь со мной.
Ее глаза наполнились слезами.
Глаза Девлина расширились. Казалось, он не может говорить.
— Я принесу лед, — шепнула Ханна и скромно ускользнула, закрыв за собой дверь.
Вирджиния не могла пошевелиться. Она молча смотрела на него, по ее щекам текли слезы.
Девлин стоял, раздираемый противоречивыми чувствами, которых она не понимала.
— Это моя вина, Вирджиния, — наконец, заговорил он. — Я бесстыдно использовал вас. Очень сожалею.
