Лэнс запечатлел прекрасный овал лица Ванессы и притягательную силу ее огромных серо-зеленых глаз, Но, главное, он уловил духовную красоту совсем юной девушки, и это отличало его портрет от множества других, украшающих стены Карлтон-хауза.
Маркиз догадался, что Лэнс создал эту миниатюру, когда Ванессе было пятнадцать или шестнадцать лет.
Он решил, что она мало изменилась и осталась такой же трогательно-беззащитной. Будь она тверже и житейски практичнее, ему не пришлось бы спасать ее от посягательств сэра Джулиуса Стоуна.
Художник сумел точно воспроизвести странный оттенок ее светлых волос, отливавших золотом. Они напоминали волосы Мадонны на миниатюре Ганса Мемлинга, также приобретенной принцем.
Маркиз понял, что принц ждет от него заключения. Немного подумав, он сказал:
— Мне нравится эта миниатюра, сир. И я хотел бы познакомиться с художником.
— Если вы собираетесь обратиться к Корнелиусу Лэнсу, то, может быть, возьмете с собой вот этот портрет Джеймса Первого работы Исаака Оливера, — предложил принц. — Как видите, он нуждается в реставрации, и я как раз хотел попросить Лэнса этим заняться.
— Да, я отвезу ему миниатюру, сир, — ответил маркиз.
Он хорошо знал, что принц всегда найдет поручение для своих друзей. Маркиз чуть заметно улыбнулся и снял со стены портрет Джеймса Первого.
— Попросите его не затягивать, — сказал принц, — хотя, признаюсь честно, где-то у меня лежит миниатюра, которую я могу пока повесить на это место.
Маркиз в этом не сомневался. Ему было известно, какое множество картин скопилось у принца. Большинство из них хранилось где-то в дальних комнатах, потому что их попросту негде было вешать.
— У кого бы мне узнать адрес Корнелиуса Лэнса ваше высочество? — осведомился он.
— Он записан у Джона Макмагона.
Джон Макмагон недавно был назначен распорядителем финансов принца, но маркиз с иронией заключил, что его основной задачей стало составление бесконечного списка долгов принца.
Интересно, расплатился ли он с Корнелиусом Лэнсом за его услуги?
Теперь маркиз выяснил все, что хотел узнать, но принц уговорил его остаться и пообедать в Карлтон-хаузе, и он не смог отказаться. На обеде должны были присутствовать не только миссис Фицгерберт, но и красавица герцогиня Девоншир. Маркиз решил, что визит к отцу Ванессы можно и отложить до завтрашнего дня.
В особняке Рэкфорда на Беркли-сквер бережно хранилось множество семейных миниатюр.
Рэкфорды не одно столетие покровительствовали художникам. Неудивительно, что знаменитые живописцы разных эпох оставили портреты предков маркиза.
У него, как и у принца, имелось несколько работ Исаака Оливера и картин Сэмуэла Купера, созданных в пору правления Чарлза Второго, когда он рисовал портреты прославленных красавиц эпохи реставрации.
Кроме них, Купер обессмертил первую графиню Рэкфорд, считавшуюся одной из красивейших женщин того времени. Известно также, что, в отличие от многих придворных дам, она отказалась стать любовницей короля.
Несомненно, ее портрет привлекал внимание, и, аккуратно упаковав его вместе с другой миниатюрой, маркиз направился в своем фаэтоне в отдаленный пригород Лондона Айлингтон, где, по сообщению Джона Макмагона, проживал Корнелиус Лэнс.
— По крайней мере, я надеюсь, что он до сих пор там, милорд, — добавил Макмагон. — Вы же знаете, каковы эти художники. Срываются с насиженных мест и не оставляют адресов. Я с огромным трудом отыскал стекольщика, когда он срочно понадобился его высочеству.
Маркиз пропустил мимо ушей сетования распорядителя финансов. Он полагал, что Корнелиус никуда не переехал, и страстно желал вновь встретиться с Ванессой.
Он пытался убедить себя, что память его не обманула и днем она покажется ему такой же милой, как и в полутьме при свечах.
В ту ночь в придорожной гостинице он лег спать, ожидая увидеть ее утром, но, когда слуга разбудил его, маркиз узнал, что первый, почтовый дилижанс выехал с постоялого двора еще в половине седьмого. В ней были Ванесса и ее служанка.
Маркиз с облегчением вздохнул, понимая, что перед отъездом девушка никак не могла столкнуться с сэром Джулиусом Стоуном.
Маркиз бросил беглый взгляд на этого господина при выходе из обеденного зала после завтрака и не без злорадства отметил, что вид у баронета угрюмый и раздраженный.
Эта мысль улучшила ему настроение, и он так энергично пустил вскачь своих лошадей, что, к великой радости слуг, побил рекорд лорда Дервента.
— Давно нам так не везло с упряжкой, Хайхэм, — сказал маркиз своему кучеру, возвращаясь на Беркли-сквер.
— Вот и я того же мнения, — откликнулся Хайхэм. — Вся разница в том, кто ей управляет.
— Ты мне льстишь, — рассмеялся маркиз и в хорошем расположении духа вошел в дом.
Расположенный напротив бульвара, особняк Рэкфордов был окружен большим собственным садом. Здание не только поражало размерами и роскошью отделки. В нем были собраны сокровища, ничем не уступающие коллекции принца.
Конечно, хороший вкус маркиза и его преданная любовь к искусству обогатили коллекцию, и нынешний владелец особняка не преувеличивал своих заслуг. На протяжении веков Рэкфорды собирали произведения искусства и были страстными коллекционерами или, как любил называть их маркиз, «пиратами».
Он часто шутливо повторял семейный девиз, который в переводе с латыни звучал примерно так: «Все, что имею, я вешаю!»
Именно это и делали многие поколения Рэкфордов.
Им удалось выжить и сберечь свои сокровища в пору гражданской войны и опустошительных набегов армии Кромвеля. И в дальнейшем, когда в трудные для Англии времена многие знатные и богатые семьи разорялись и гибли, они сумели выстоять. Благодаря природному уму и интуиции, Рэкфорды всегда оставались на стороне правящего и наделенного властью монарха.
Но сокровища, хранящиеся в столичном особняке, не шли ни в какое сравнение с несметными богатствами в Оксфордшире, и если Рэкфорд-хауз можно было назвать мечтой коллекционера, то красота и величие Рэкфорд-парка превосходили даже самые смелые фантазии.
Подъезжая к Айлингтону, маркиз невольно подумал, как ему везло: ведь он повсюду находил редкие и прекрасные вещи.
«У меня на них чутье», — уверял он себя.
Его особенно обрадовало, что он купил картину Рубенса у лорда Харгрейва.
Она не походила на привычные полотна Рубенса с пышнотелыми красавицами, которые, впрочем, вызывали у него восторг, или на аллегорические пиры богов и богинь.
Это был изысканный пейзаж, где солнце клонилось к закату, прячась за сказочным замком и окружавшим его озером.
