Наконец канцлер решил обратиться за помощью к старому воспитателю молодого короля, герцогу Лерма. В детстве Филипп был очень привязан к своему воспитателю, да и теперь благоволил к нему. Герцог также любил Филиппа и от души желал ему добра.
Итак, однажды канцлер пригласил герцога в свои покои, на ужин. Естественно, разговор зашел о Филиппе. Канцлер сожалел о юном короле, лишенном радостей брака; еще более сожалел о династии, которая может пресечься, и, наконец, более всего сожалел о несчастной стране, которой, в свою очередь, предстоит остаться без короля в будущем и попасть бог знает в чьи руки.
Герцог Лерма внимательно выслушал собеседника. Затем поднял на него свои темные, чуть выпуклые близорукие глаза, повертел в длинных аристократических пальцах золотой бокал, и заговорил:
– Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы радеете о благе государства. И мне бы хотелось видеть нашего Филиппа счастливым отцом семейства, окруженным красивыми здоровыми детьми, и нежно привязанным к любящей супруге. Но, пожалуй, еще более мне хочется, чтобы юноша узнал, что же такое любовь. Как тяжело видеть молодого человека, которого судьба щедро одарила богатством, властью, благородным происхождением, но, увы, он лишен тех простых радостей, которые доступны самому бедному пастуху.
– Я тоже так полагаю, – на всякий случай согласился канцлер. – Но что вы могли бы предложить? Можем ли мы вдвоем выработать какой-либо план действий? Как женить Филиппа на принцессе Маргарите?
– Вы можете начать переговоры, – герцог лукаво прищурился, – королевская женитьба – дело мешкотное. А остальное предоставьте мне. Поверьте, к тому моменту, когда понадобится вести невесту к алтарю, король согласится сделать это.
– Тогда действуйте! – Канцлер залпом осушил свой бокал. Разумеется, он решил приставить к герцогу и королю шпионов, которые должны будут неотступно следить за ними.
Но герцог Лерма был не менее опытным царедворцем, нежели канцлер. Он все предусмотрел и в будущем намеревался обвести канцлера вокруг пальца. Впрочем, герцог был по-настоящему добрым, хотя и несколько безалаберным человеком, и вовсе не стремился к власти.
Король частенько удостаивал герцога беседой. Особенно они любили беседовать в библиотеке, в обширном помещении со сводчатым потолком, где стены были увешаны портретами знаменитых ученых, богословов и философов, написанными прекрасными художниками. Здесь, среди фолиантов, переплетенных в сафьян, Филипп чувствовал себя легко и свободно. Он, ссутулясь, изучал какую-то книгу, когда в библиотеку вошел герцог Лерма. Король, который был раздосадован, услышав чьи-то шаги, улыбнулся при виде своего старого воспитателя.
– А, это вы, – произнес Филипп почти радостно. – А я было решил, что это наш канцлер снова собирается досаждать мне бесконечными разговорами о женитьбе. Кстати, у меня к вам настоятельная просьба: если он вам случайно встретится, скажите ему, что меня не интересует продолжение династии, еще меньше интересует благо страны; и что я не такой дурак, чтобы воображать, будто канцлер не озабочен единственно своим собственным благом. Поэтому я желаю лишь одного: чтобы меня оставили в покое и позволили мне жить так, как мне самому хочется. Что же касается всевозможных благ, то я и слышать о них не желаю!
Закончив эту гневную тираду, юноша стукнул кулаком по инкрустированной флорентийской мозаикой столешнице. Щеки его разрумянились, он выглядел привлекательным.
Герцог улыбнулся и заметил:
– Кажется, сегодня все сговорились досаждать вашему величеству никчемными советами. Вот и я туда же! Весна! Погода прекрасная. Не пройтись ли нам по саду?
– Нет, – насупился Филипп. – Вам известно, что я не люблю прогулок на воздухе.
– Да, мне это известно. Но отчего, ваше величество? Если что-либо мешает вам, мы устраним препятствие.
– Мешает? – переспросил Филипп и задумался. – Да нет, я не могу сказать, что мне что-либо мешает. Нет. Меня просто раздражает вся эта суматоха, царящая в природе; все эти беспорядочные солнечные блики, хаос зеленой листвы, крики птиц, множественность насекомых. И с какой страстью все это поедает друг друга, уничтожает…
Герцог хотел было что-то возразить, но передумал и продолжал внимательно слушать.
– И как удивительно совокупление в природе походит на убийство, на поедание. Взгляните на птиц и насекомых! Порою невозможно понять, что же они делают – совокупляются или поедают друг друга.
Герцогу все это показалось смешным, но он сдержался. В сущности, в этом взгляде на природу молодого человека, еще не успевшего насладиться жизнью, но уже разочарованного, было нечто парадоксально верное.
– А не хотелось бы вам, ваше величество, – задумчиво предложил старый герцог, – пройтись по вечернему или даже по ночному городу. Но не в сопровождении свиты из докучных придворных, не с конной и пешей охраной…
– А как же? – прервал его юноша. В голосе Филиппа почувствовался интерес.
– Вечером мы выберемся из дворца вдвоем – вы и я. В темных плащах и широкополых шляпах. И побродим по городу вдвоем, насладимся свободой. Нравится ли вам мое предложение?
– Пожалуй… – Видно было, что молодой человек борется сам с собой; колеблется между уже привычной разочарованностью в жизни и желанием испытать эту новую свободу.
Наконец Филипп согласился.
Теперь герцогу Лерме предстояло решить еще одну и довольно трудную задачу: надо было сбить с толку шпионов канцлера, направить их по ложному следу. В назначенный вечер, после того как молодой король торжественно удалился в свои покои, чтобы покинуть их лишь утром, у одной из дворцовых дверей (а дверь эта вела в покои герцога Лермы) остановилась карета. Вскоре в карету сели двое мужчин: молодой и пожилой, оба кутались в широкие плащи. Карета выехала из дворца, проехала по улицам вечернего города и остановилась у дома знаменитой куртизанки Марфизы. Наутро канцлер уже был осведомлен о том, что герцог возил его величество к Марфизе. Канцлер пожал плечами и стал ожидать результата подобных визитов. Действительно, двое незнакомцев стали частыми гостями у Марфизы. Когда подкупили ее служанку, та описала молодого человека, как две капли воды схожего с его величеством. Однако нечего и говорить о том, что все это были веселые плутни герцога. Он нанял двух мужчин, отдаленно напоминающих его самого и короля; он щедро заплатил Марфизе и ее служанке. Таким образом герцог обеспечил свободу действий себе и королю. В отличие от канцлера, Лерма искренне любил Филиппа и желал видеть его счастливым хотя бы недолгое время, ибо старый герцог хорошо знал, сколь недолговечно счастье.
