После второго визита к Марфизе, когда шпионы канцлера уже знали, куда вечерами ездят король и герцог, поздно вечером открылась дверь черного хода. Трое слуг в темных широких плащах и широкополых шляпах вышли наружу и ускользнули в город. Это были герцог, его доверенный слуга и король. Герцог принял на всякий случай самое простое решение – шпионы собирались выслеживать двоих, поэтому Лерма сделал так, что дворец покинули трое. Теперь все меры безопасности были приняты, и его величество спокойно мог наслаждаться своей ночной свободой.
Юноша почувствовал себя легким и нескованным. Удивительное сознание того, что он может сейчас делать что угодно, вызывало желание подольше оттягивать конкретные действия, наслаждаться тем, что можно просто куда-то идти без всякой цели, просто глядеть по сторонам.
Герцог не повел Филиппа в злачные места, они побродили несколько часов по центру столицы, ярко освещенному фонарями, и вернулись во дворец.
О второй прогулке король сам напомнил Лерме. На этот раз они пошли в один из богатых трактиров, ели, курили, слушали пение.
Когда Филипп напомнил герцогу о необходимости третьей прогулки, тот спросил, слыхал ли Филипп о цыганском пении. Оказалось, молодому королю приходилось слышать об этом.
– Это стоит послушать? – спросил он.
– Полагаю, да, ваше величество.
Тою же ночью они посетили один из кабачков, где имели обыкновение собираться любители цыганского пения. Надо сказать, Лерма отнюдь не случайно выбрал именно этот кабачок. Ему было известно, что совсем недавно сюда начала водить свою пятнадцатилетнюю красавицу-дочь Маритану старая сводня Эрендайра. Не прошло и нескольких дней, а вернее ночей, как о девушке заговорили. Ее изумительный голос не уступал ее красоте, и все это сочеталось с природной грацией, скромностью и умом. Гордые аристократы готовы были напрочь разориться ради прекрасных глаз Мари-таны, богатые торговцы звенели кошелями, соблазняя Эрендайру, но та не спешила продавать дочь. Хитрая цыганка выжидала, нутром чуя такую поживу, какая и не снилась ее соплеменницам.
Когда король, герцог и доверенный слуга герцога вошли в кабачок, там уже было достаточно народа. Герцог заплатил за вино, сигары и закуски. Все трое удобно расположились за столиком в глубине зала, отсюда хорошо был виден деревянный помост, куда взойдет певица. Но выступление еще не начиналось. Лерма украдкой и с удовольствием поглядывал на короля. Филипп выглядел веселым и оживленным. С тех пор, как начались его ночные прогулки, он совсем по-детски стал смотреть на жизнь, как на волшебную шкатулку, из которой может появиться любой, но непременно занимательный и радостный сюрприз.
В углу темно-коричневого занавеса из потертого тяжелого бархата мелькнуло пестрое платье. Зал огласился приветственными криками. Филипп с любопытством подался вперед.
Женщины никогда не привлекали его. Это были или старые придворные дамы, похожие на его мать, одетые в черные платья с туго накрахмаленными белыми воротниками; или юные аристократки, напоминавшие его покойную супругу, скованные жесткими правилами придворного этикета; или же дворцовые служанки, казавшиеся ему грубыми и скучными.
И вдруг на помосте появилось совсем иное существо. Белое платье из легкого шелка было заткано веселыми алыми розами; широкий вырез открывал нежную смуглую шею и очаровательно беззащитную ямочку между ключицами; огромные кольца золотых серег оттеняли маленькие изящные ушки; звенели золотое ожерелье и браслеты на тонких смуглых руках; в четырех черных косах трепетали алые ленты; маленькие ступни в открытых красных башмачках сводили с ума, вызывали отчаянное желание броситься и покрыть их страстными поцелуями, сжимая в пальцах. Огромные, счастливо-радостные черные глаза сияли, красиво вырезанные губы чуть приоткрывались, обнажая белоснежные зубы. Много красавиц знавала Испания, но такая, как цыганка Маритана, дочь Эрендайры, рождается раз в столетие. Девушка всплеснула вскинутыми вверх гибкими руками, вся она блестела, сияла, сверкала, звенела. А голос ее, зазвучавший под звуки гитары, казалось, поднимал людей к небу, словно на крыльях. И все это дышало такой радостью, таким счастьем и весельем…
Даже старый Лерма чувствовал, как сильнее забилось его сердце. А Филипп… Ему чудилось, что жизнь его началась только сегодня и вся полна радостного трепета, света, счастья…
Когда девушка ускользнула за занавес, Лерма спросил, не хочет ли Филипп познакомиться с ней поближе. Филипп ответил горячим пожатием. Девушка появилась снова, и начался новый танец, сопровождавшийся новой песней.
На следующий день доверенный слуга герцога отправился в цыганский квартал, где жили Эрендайра с дочерью, и предложил старой цыганке такую сумму, что та не удержалась и выказала свое изумление, тараща глаза и приоткрывая щербатый впалый рот. В секретных тайных покоях дворца устроено было любовное гнездо. Юную Маритану привезли сюда глубокой ночью слуги в масках.
Девушка знала, что в конце концов мать продаст ее богатому содержателю, сердце ее еще молчало, но втайне она надеялась, что прежде чем она начнет вести обычную жизнь содержанки, ей удастся изведать любовь. И вот все кончено. Стоя посреди роскошной спальни, со страхом глядя на огромную кровать под высоким балдахином, девушка закрыла лицо руками и заплакала.
Лерме очень хотелось наставлять своего юного друга до самой последней минуты. Но чутье подсказало старику, что юноша справится сам.
И вот Филипп остановился в дверях, глядя на плачущую девушку. Он ни у кого теперь не мог попросить совета, он должен был действовать самостоятельно. Возможно, надо было тщательно продумать свои действия. Но Филипп двинулся по иному пути. Мучительная жалость к этому юному беззащитному существу обожгла его сердце. В несколько быстрых шагов он очутился рядом с девушкой, бросился к ее ногам и, обессиленный острым порывом страсти, припал губами к маленькой ступне.
Девушка отняла ладони от лица. Она ожидала, что увидит здесь сластолюбивого старца или грубого дворянина с большими усами. А к ногам ее склонился хрупкий юноша, почти ровесник ей. Не надо девушке быть особенно ученой для того, чтобы почувствовать, что ее страстно любят. Цыганка от природы наделена была пылкостью; беззащитная безоглядная страсть Филиппа вызвала в юной Маритане горячий ответный трепет.
Юноша и девушка не произносили ни слова. Он ощутил, как пламенеют его руки, все его существо мучительно жаждало слияния с этим девичьим телом, со всем тем, что звалось нежным прелестным именем – Маритана.
