В детстве я провела здесь очень много времени, бегая у моря, пока мама со смехом пыталась поймать меня, а в юности – с Лукасом, который хватал меня на руки и грозился бросить в воду, пока я не отвлекала его поцелуем. Это место хранило столько следов любимых мною людей, что было странно, что их призраки не появлялись передо мной. Хотя это было и не обязательно – они в моем сердце навсегда.
День без них не предвещал ничего хорошего. Уход мамы разбил мне сердце, но пока был Лукас, я все еще чувствовала, что у меня есть семья. Теперь я встречала будущее в полном одиночестве. И мне нужно было сделать шаг к принятию этого факта – впервые участвовать в ярмарке без них. Я надеялась, мне хватит сил пережить этот день.
Я уселась на песок, скрестив ноги, и несколько минут смотрела на восход в чистом голубом небе, подставляя лицо теплу солнца. Я стала проводить здесь больше времени. Раньше я просто пробегала мимо по пути домой, но сейчас, когда я живу в другом месте, я стараюсь насладиться пляжем сполна. Горе имеет обратную сторону – начинаешь ценить то хорошее, что осталось в твоей жизни. Я зарылась рукой в песок, пропуская его сквозь пальцы. Песок был прохладен и реален.
Я реальна.
– Прекрасное утро.
Голос ворвался в мои раздумья. Я подняла голову и увидела Роберта, идущего ко мне по песку.
Я вспомнила нашу последнюю встречу и поежилась.
– Ты рано проснулся.
– Хотел прогуляться перед завтраком. Мик пытается кормить меня пять раз в день.
– В этом городе любят кормить, – ответила я, мечтая быть такой же умиротворенной, как он. Я заметила, что он одет сегодня более свободно – в рубашку-поло и джинсы, а на волосах меньше геля. Туфли он держал в руках, стоя босыми ногами на песке, и эта расслабленная небрежность была ему к лицу.
– Особенно если думают, что ты не ешь достаточно, я полагаю, – сказал он, окинув меня быстрым взглядом. Мне показалось, что он видит гораздо больше, чем мне бы хотелось, и я почувствовала себя неловко. – Но я совсем не возражаю, обычно я не готовлю ничего сложнее фасоли на тостах. Типичный холостяк, – он усмехнулся, но было видно, что это далось ему непросто, – он стыдился того, что сказал.
– А ты почему так рано?
– Наверное, чтобы побыть немного в тишине перед сегодняшним сумасшествием, – я заметила, что покручиваю свои кольца – привычка, помогающая привести в порядок нервы. Он взглянул на мою руку в песке: кольца – подаренное в честь помолвки и обручальное – блестели на утреннем солнце. – Я была слишком эмоциональной у Джо, просто….
– Ты не можешь писать без него?
Я в изумлении уставилась на Роберта и покачала головой.
– Статья – полный бред, правда. Они перекрутили слова Джо, – самообладание ненадолго покинуло меня, я вздохнула и продолжила: – то есть мне и правда пришлось нелегко, но дело не только в скорби. Я чувствую, что должна заниматься чем-то другим, чем-то большим. Кажется, я несу бессмыслицу. Хотя сейчас я и вправду не нахожу ни в чем смысла. Просто кажется, что передо мной огромная… стена.
– Тебя можно понять. Ты пережила… трагедию. И сейчас ищешь способ не просто жить с этим, но по-настоящему справиться, наверное. Чтобы сломать эту стену, нужно снова обрести вдохновение, я думаю, – мягко сказал Роберт.
Хотела бы я, чтобы все было так просто.
– Ты знаешь, это хорошо, что я встретил тебя. В котором часу мне нужно попасть на ярмарку, чтобы заполучить все твои картины? – Он явно пытался сгладить впечатление от нашей внезапно мрачной беседы, и я испытала облегчение. Довольно сложно было говорить об этом с близкими, и уж тем более с тем, кто никогда не знал Лукаса.
– Ярмарка начинается в одиннадцать, но я сомневаюсь, что у моего стенда будет толпа, так что ты в любом случае успеешь.
– Я бы не был так уверен.
Я взглянула на него украдкой, встававшее над его головой солнце ослепило меня.
– Тебе и правда нравится моя живопись?
Роберт кивнул.
– Я докажу это сегодня. – Он развернулся в сторону гостиницы. – До встречи, Роуз, – сказал он, сделав акцент на моем имени.
Он шел по пляжу, оставляя следы на песке и покачивая туфлями в руке. Я наблюдала за ним и думала, зачем такому парню проводить целое лето в нашем городке. Он говорил, что ведет холостяцкую жизнь, такой выбор места отдыха казался мне странным для одинокого мужчины. К тому же у него явно были деньги, не лучше ли найти более экзотическое место?
Я достала наушники из сумки и подключила их к айфону. Мне было необходимо заставить мир замолчать еще на несколько часов, и ничто не решало эту задачу лучше, чем музыка. Включив любимый плейлист, я подперла руками щеки и взглянула на море. Кэрри Андервуд зазвучала в наушниках.
Мир вокруг превратился в фон, и когда я наконец заметила, что солнце уже высоко, то посмотрела на часы – пора было выдвигаться в город.
– Роуз! – голос прервал музыку, я повернулась и нахмурилась, увидев бегущего ко мне Адама.
Все то время, что он работает в баре на каникулах, Эмма не перестает повторять, что он влюблен в меня. Лукас не отставал от нее, спрашивая, собираюсь ли я бросить его ради молодого любовника. Поначалу я не воспринимала шутки всерьез, но позже даже мне пришлось признать, что я нравлюсь ему, и я не представляла, как с этим быть. Несмотря на то что утро выдалось прохладным, он был в шортах, что выдавало в нем коренного жителя Толтинга – любая погода нам нипочем. Его лицо расплылось в улыбке, когда он увидел меня, а я слегка приподняла руку в приветственном жесте, продолжая идти в надежде, что он просто пробежит мимо. Но, конечно, он замедлил шаг рядом со мной. С досадой я вытащила из ушей наушники, которые, как мне казалось, красноречиво указывали на мое нежелание разговаривать. Но, очевидно, до него не дошло.
– Итак, сегодня ярмарка… – начал было он, одергивая край белой футболки. Я ждала продолжения фразы. – Ну, мне интересно, не хочешь ли ты пойти на вечернюю… ну… часть вместе? – он пнул ногой песок и отвел взгляд. Его вопрос завис в воздухе где-то между нами.
Боже. На секунду меня охватила паника. Я не хочу со всем этим разбираться. Когда встречаешься с кем-то с четырнадцати лет, ты не ходишь на первые свидания и никого не отшиваешь. Я почувствовала, как вспотели ладони.
– Адам, я иду, чтобы продать картины, могу и не успеть на выступление группы. Я не знаю…
– Но, если успеешь, пойдешь туда со мной? – нетерпеливо спросил он.
Я остановилась и с трудом произнесла:
– Я не могу.
– Ох. Прости. Это… слишком рано? – тихо спросил он, поворачиваясь ко мне лицом.
Рано? А как узнать, когда не рано? Что я знала точно, так это то, что это неправильно. Не с ним и не сейчас.
Адам выглядел не менее растерянным, чем я.
– Думаешь, я слишком молод для тебя?
– Нет… да, – я сжала руки в кулаки, желая провалиться под землю, – прости.
– Я просто подумал…
– Пожалуйста! Я просто не готова ко всему этому, – оборвала я, теряя терпение и не понимая, почему мне нужно оправдываться, – извини, мне нужно идти.
Я резко развернулась и направилась к городу, стараясь увеличить дистанцию между нами как можно быстрее.
Я спешила домой, мои щеки горели. Я никогда не выказывала никакого интереса к нему, почему он решил, что я хочу идти с ним на свидание?
Наконец войдя к себе, я подумала: а что сказал бы Лукас об этом случае? Я представляла, как он сказал бы: «Я польщен тем, что другие парни оценивают по достоинству, насколько моя девушка прекрасна». Но я не была польщена, я не чувствовала ничего, кроме неловкости и раздражения. Пытаясь отогнать эти ощущения, я поднялась наверх, чтобы принять душ и собраться.
Когда спустя час Джо и Джон приехали на арендованном фургоне, переживания о ярмарке вытеснили мысли об Адаме. Я надела балетки, джинсы, рубашку и повязала на шею украшенный бабочками шарф, который Лукас купил мне пару лет назад, – мой любимый аксессуар. Я надеялась, что он принесет мне удачу.
– Да не переживай ты так, – отозвался Джо, погружая картину в фургон, – один покупатель у тебя точно есть, помни это.
– Они же прекрасны, – заверил меня Джон, глядя на полотно у двери. Я глубоко вдохнула и вышла из дома, который теперь, когда работы вынесли, выглядел пустым.
Голубое небо было спокойно и наполнено солнечным светом, а пустырь был похож на пчелиный улей, когда мы проезжали мимо к моей палатке. Эмма уже ждала нас, пока мы выгружали картины из фургона на стенды, она приготовила по пластиковой чашке кофе для каждого.
– Как ты дошла сюда по траве в такой обуви? – спросила я, указывая на ее десятисантиметровые каблуки.
– Я не раскрываю своих секретов, – ответила она.
– Я привез ее, – подсказал Джон, заработав уничтожающий взгляд. Я рассмеялась от радости, что они здесь, со мной, и не позволяют мне паниковать.
Я расставила картины в порядке, в котором они были написаны. В углу каждой была моя маленькая подпись и небольшой ценник на раме. Я так и не заставила себя поднять цены, хотя Эмма настаивала. Я никогда не занималась живописью ради денег, и в этом смысле ничего не изменилось.
