— поясняет девушка аналогичным неуверенным тоном. Она явно понимает, что Долсон не просто турист и пытается быть максимально деликатной. — Мы присматривали за ней, но уже поздно. Вы не могли бы связаться с её отцом, если у вас есть возможность?
Последняя оговорка, видимо, свидетельствует о том, что они уже пытались это сделать, но не смогли. Я чувствую лёгкое беспокойство. Последний раз я видела Ричарда часа три назад, во время фотосессии для промо компании. Как раз после неё мне было сказано, что я на сегодня свободна. В разговоре между актёрами мелькало что-то про вечеринку. Но я не думала, что озабоченный папаша Долсон оставит своего ребёнка ради пьянки. Это уж совсем не комильфо. Не похоже на него, и что-то мне подсказывает, что без Ольги Макаровой тут не обошлось.
— Я попробую, — отвечаю и подхожу к сонной и вялой Лиззи. — Эй, малышка, пойдём-ка спатки?
Лиззи поднимает голову с подлокотника и смотрит на меня внимательно.
— Мамочка... — она тянет ко мне руки и повисает на шее. Я смиренно обнимаю её и подхватываю на руки.
Мы поднимаемся в номер Ричарда. Мне ужасно неловко оказаться здесь. Но я оправдываю себя тем, что ребёнок не должен спать в рождественскую ночь в лобби отеля у всех на виду. Надо сперва уложить её, а потом уже позвонить Долсону и объяснить всё. И если у него снова будут претензии ко мне, я сочту себя вправе высказать ему всё, что думаю. Пакет с ангелом повисает у меня на руке. Я смотрю на покрасневшие глазки Лиззи. В огромной гостиничной кровати ей некомфортно. Она тянется ко мне, хватает за карман пальто.
— Не уходи...
Я присаживаюсь на корточки и беру её за руку.
— Смотри, что у меня есть для тебя, — я достаю куклу, распаковываю её и кладу рядом. — С Рождеством, Лиззи.
— С Рождеством, мамочка, — отвечает тихонько малышка. — Пожалуйста, не уходи от нас больше никогда.
Я в ответ только поглаживаю её легонько по голове. Непослушные кудряшки пушатся под моей ладонью. Лиззи очень похожа на папу. Такая же обаятельная. Глядя на неё у меня появляется странное чувство — хочется заботиться о ней, защищать от всех невзгод. Никогда прежде я не чувствовала такого желания отдавать и любить безвозмездно. Я не знаю отчего слёзы появляются на глазах.
Малышка засыпает и я потихоньку поднимаюсь. Разминаю ноги и выхожу в гостиную номера. Набираю Ричарда и слушаю долгие гудки в трубке. Ответа нет. Я набираю снова и снова. В конце концов, кто-то поднимает трубку. Подозрительно знакомый женский голос, по-видимому, не очень трезвый, сообщает, что Рик не может сейчас говорить, потому что в душе. Я понимаю, что это, скорее всего, просто дебильная шутка. Но из-за того, что до этого набирала номер раз двадцать, я прихожу в бешенство.
— Отлично, просто передайте ему, что в следующий раз, прежде чем идти на куда-то, пусть убедится, что не оставил своего ребёнка без присмотра!
Женщина на другом конце явно теряется, не зная, что сказать. Я же в порыве злости завершаю звонок. Только чуть успокоившись, я понимаю, что во мне взыграла ревность. Ведь если бы я действительно заботилась о Лиззи, то я бы не стала бросать трубку, а попыталась бы доходчиво объяснить всю серьёзность ситуации. С минуту я сижу неподвижно, пялясь на погасший экран телефона. Внутри чувство вины закручивается в тугой узел с обидой и злостью.
— Мама... — слышится из спальни, и меня мгновенно отпускает. Всё плохое отходит на второй план. Я знаю, что эти мои материнские чувства — обман, иллюзия, вызванная отчасти моей влюблённостью к отцу малышки. Но я решаю хотя бы на сегодня отпустить ситуацию и просто побыть в этом состоянии. Тем более, что я нужна Лиззи этим вечером.
Ричард Чем больше я дистанцируюсь от Инги, тем больше понимаю, насколько сильно запал на неё. И это настоящая катастрофа, ведь я себя знаю. Я не влюбчивый по натуре. Если девушка мне нравится, то серьёзно и надолго. Так было с моей первой любовью в колледже, так было и с мамой Лиззи. Но разница в том, что и в первом, и во втором случае тогда у меня было время и возможность показать свои чувства. Сейчас же у меня много работы, нас окружают камеры и журналисты, а ещё я отец-одиночка, у которого явные проблемы с доверием. Мне не хочется, чтобы из-за меня Инга испытывала ещё большие неудобства. Она настоящий профессионал, несмотря на молодой возраст. А ещё она старается, и старается ради меня, я вижу это.
— На сегодня всё, — говорит режиссёр. — Вы все отлично постарались. Спасибо!
Инга быстро переводит мне его слова. Удивительно, но за время съёмок я настолько привык к её голосу поверх всего остального, что чувствую себя странно, когда не слышу его. И всё же я понимаю, что нужно провести чёткую грань между нами. Не для неё — она черту никогда не пересекала, хоть порой мне и казалось, что в её взгляде я вижу нечто большее, чем профессиональный интерес. Красная линия нужна для меня самого, чтобы я наконец уже перестал испытывать трепет от случайных касаний рук, когда мы просто стоим близко. Чтобы не пытался больше уловить аромат её духов, когда она в трейлере, разматывает свой шарф и оголяет шею. Чтобы наконец уже вернулся на эту грешную землю и не мечтал поцеловать её.
— Рик, сегодня у Ольги Рождественская вечеринка, — говорит режиссёр мне напрямую. — Мы все надеемся, что ты придёшь.
Я кошусь на Ингу. Она делает вид, что не при делах. В сущности, решение принимать мне.
— Ты знаешь, Артём, меня дочка ждёт, — отвечаю я и вижу разочарование на его лице.
— Да брось, это не надолго, — он склоняет голову набок. — Заедешь на часок, поздороваешься со всеми. Скажешь пару слов корреспондентам из модных изданий и поедешь обратно.
Не знаю почему, но воображение тут же рисует мне. Как мы с Ингой под действием рождественской атмосферы и алкоголя сливаемся в поцелуе под омелой. Эта фантазия настолько яркая и желанная, что мгновенно доводит меня до исступления.
— Инга, думаю сегодня мне ваша помощь больше не понадобится, — говорю я нахмурившись. Та в ответ сначала удивлённо приподнимает брови, а потом кивает.
— Значит, я могу
