В этой России всегда серо и грязно. Даже если чисто.
Такой вот парадокс.
Запахнув свободное пальто, обхожу двухметровую лужу и оборачиваюсь, чтобы с сожалением осмотреть ровный слой какой-то жижи с дороги на своём только что купленном «Гелендвагене».
Охренеть.
Неужели люди по собственному желанию готовы жить здесь, зная, что где-то в мире есть места, где двести пятьдесят дней в году светит солнце.
Греция, например!
Решив сразу же после встречи, поискать ближайшую помывочную для авто, переключаю внимание на двухэтажное здание, граничащее с внушительных размеров автозаправочным комплексом.
Молодец, этот русский! За два года так поднялся.
Искренне улыбаюсь. Для меня, грека, выросшего в обществе людей, которые в большинстве своём любители откладывать на потом и почитатели ежедневной двухчасовой фиесты, чужой успех, неподкреплённый родительским капиталом – это ценность. То, за что, несомненно, стоит уважать.
Тяну на себе железную дверь и оказываюсь в небольшом холле.
– Добрый день. Хозяина вашего могу навестить? – говорю девчонке на ресепшене.
Стараюсь без акцента, ну уж как получается. Видимо, так и останусь в этом городе белой вороной в чёрном пальто.
– Богдана Анатольевича? – улыбается девица приветливо.
– Его самого, – киваю, озираясь.
– А как вас представить?
– Скажите – Грек.
– Хорошо, сейчас сообщу. – С интересом приподнимает брови и выпрямляет спину.
Качаю головой.
Девчонка же совсем. А всё туда же, на взрослых дяденек потянуло. Что у них в головах?.. Кто их родители?.. Кто воспитывал?..
– Адриан Константинович, – слышу позади немного удивлённый давно знакомый голос.
– Привет, Богдан, – искренне улыбаюсь, поворачиваясь.
Соболев выглядит загруженным, поэтому не собираюсь задерживать его надолго.
– Ехал мимо, думаю – дай зайду, поздороваюсь.
– Рад, что вспомнил, – Богдан кивает с уважением и улыбается в ответ. – Какими судьбами здесь?
Заметно, что он немного растерян. Два года назад я уезжал отсюда навсегда. Сам так думал и транслировал эти же мысли, прощаясь с местными.
До сих пор временами не понимаю природы своего решения вернуться. Мистика какая-то. Нерациональность мне несвойственная.
Обмениваемся с Соболевым крепким рукопожатием.
– На кофе останешься?
Секунду смотрю в окно. Дождь с мелким снегом вызывают тоску по солнечным Салоникам.
– Ты ведь знаешь, – усмехаюсь. – Для кофе у меня всегда есть время.
– Знаю, – гостеприимно рукой приглашает Богдан. – Поэтому и зазываю. Настя, кофе принеси, будь добра.
– Конечно, Богдан Анатольевич.
Через небольшой офис проходим в кабинет. Здесь довольно просторно и строгий порядок, отчего-то напоминающий армейский.
– Как дети? – спрашиваю первым делом, убирая пальто на вешалку.
Соболев неопределённо пожимает плечами.
– Ваньке пять, – произносит с теплотой в голосе. – Машке восемь. Во второй класс пошла. Красавица.
– Совсем большие, – слушая с интересом, усаживаюсь в кресло. – Дети – пожалуй, лучшее что может случиться с мужчиной. У нас в Греции ценят семьи и боготворят маленьких командиров и командирш.
– Да, я помню, ты рассказывал.
Соболев потирает затылок ладонью и зажмуривает глаза, по всей видимости, от перенапряжения.
– Как здоровье у супруги? - узнаю.
– Вполне, вполне, – кивает.
Может, кажется мне, но вроде грустнеет. Во всяком случае, лезть в душу не собираюсь. Своих проблем хватает.
– Решил вернуться? – спрашивает Богдан, когда приносят кофе.
– Можно и так сказать.
– Надолго?
Трудно вздыхаю.
– Посмотрим. Что ты знаешь о Прохорове?
Взгляд Соболева становится по-бизнесовому цепким и внимательным.
– Твою мать. Это ты тот иностранец, который решил ввязаться в их сделку с Умаровым?
– Надеюсь. Так… есть информация?
Соболев резко поднимается и отходит к окну. Разместив руки в карманы брюк, смотрит на свои владения.
– Я знаю о нём немало, но главное для тебя, Адриан, – поворачивается, приподнимает брови. – При всём уважении…
Киваю.
– Не ввязывайся в это.
Опускаю взгляд на кружку с блюдцем. Горячий кофе обжигает горло, но я упрямо выпиваю весь.
– Поздно, – пожимаю плечами равнодушно. – Но спасибо за совет, друг.
– Это не совет... друг. Это конкретное предостережение.
– Я понял, – киваю. – Спасибо за кофе.
Поднимаюсь и захватываю пальто.
– На прошлой неделе, – произносит Соболев, всё ещё сканируя вид из окна. – Краем уха слышал, что Прошка наводил справки о нашей общей знакомой с микрофоном в руках, – многозначительно разводит руками. – Сейчас понимаю, что к чему.
– Об этом тоже в курсе, – зубы сжимаются до противного скрежета.
Что в головах этих людей?
Женщин и детей трогают только отморозки и уроды. Придётся держать журналистку рядом с собой всё это время.
Прощаясь, на секунду зависаю. На раздумья времени практически не остаётся, поэтому спрашиваю:
– Давно она в отношениях?
Соболев усмехается.
– Я не в курсе, – пожимает мне руку. – У нас с Яной… хмм… небольшой передел границ, поэтому с Верой видимся редко.
– Ясно.
Выхожу, не прощаясь и не оглядываясь. Обойдя лужи, стремительно заскакиваю в машину. Телефон разрывается от противной трели.
– Почему я не могу до тебя дозвониться? – Голос Хлои взволнованный и взбешённый одновременно.
– Что-то случилось? - уточняю.
– Конечно, случилось. Стала бы я тебе звонить просто так, – фыркает.
Усмехаюсь, потирая отросшую бороду. Надо бы побриться, совсем обленился в России. Слякоть навевает на меня тоску, хочется выпить чего покрепче и растопить камин. Надеюсь, вечером этим и займусь.
– Где мои документы, а? – продолжает сердиться Хлоя.
– Пф-ф... это разве ко мне вопрос?
– В последний раз именно ты их брал. Ездил к нотариусу, кажется.
– Было дело, – киваю, глядя перед собой.
На заправке останавливается знакомый Опель. Поправив тесную юбку, девушка прижимает к груди сумку и о чем-то увлеченно болтает со своим спутником. Прищуриваюсь, чтобы разглядеть его лицо получше.
На докторишку непохож. Парочка заходит в кафе у заправки.
– Так, где они? - отвлекает Хлоя.
– Кто? - из головы всё вылетает.
– Ты издеваешься надо мной? - взвизгивает.
– Не паникуй, - морщусь, растирая висок. - В кабинете, в столе смотрела?
– Да.
– В сейфе поищи.
– Ладно. Когда ты уже вернёшься?
– Не знаю. А что? Соскучилась?
– Что-то вроде того...
– Я тоже, – говорю больше на автомате. – Береги себя.
Отбиваю звонок, выхожу из машины и уверенным шагом направляюсь к придорожному кафе.
Глава 9. Вера
– Почему нам дали мусорный полигон? – озадаченно спрашивает Шурик, ныряя носом в меню.
Его вопрос вполне закономерен.
Порой я вообще не задумываюсь, что с помощью сложного характера помимо своей карьеры я талантливо гроблю ещё одну. А Александр Разин, сидящий напротив меня, самый профессиональный оператор из всех, кого я знаю!
И друг неплохой, между прочим.
– Хмм… Почему именно нам поручили взять интервью у директора мусорного полигона? – виновато прячу глаза. Чёрт. – Просто… там нужны профессионалы, – произношу несусветную глупость, от которой сама улыбаюсь.
– На помойке? – морщится Разин.
– Угу, – киваю.
– У Воскресенского два высших образования, – бормочет он, перелистывая пластиковые страницы. – А у этого бездаря-деревенщины, Колесникова, работающего с Артёмкой в связке и величающего себя «Оператором», за плечами курсы в Останкинской школе телевидения…
На секунду задумываюсь, чуть наклоняюсь и ослепительно улыбаюсь:
– Полагаю, при принятии решения победила наша харизма, Шур.
Разин не сдерживается. Громко хохочет, привлекая внимание посетителей придорожного кафе, куда мы заехали по дороге на городскую свалку.
