опять что-нибудь забыла: с ней это случалось постоянно…
Я приоткрыла дверь и постаралась выпалить как можно бодрее:
– Ну, что на этот раз?
Но когда увидела стоявшего на пороге, сердце с грохотом покатилось вниз.
Интересно, кто придумал, что время лечит? Я не видела его два дня, но мне совсем не стало легче. Наоборот: сейчас, когда муж был передо мной, все те чувства , что старательно запихивала куда поглубже, бешено вскипели во мне, взбесились, взорвались, словно один лишь взгляд на него был подобен броску спички в керосин…
Конечно, однажды это наверняка пройдет. Я научусь без него жить. Научусь не реагировать так на его близость… но сейчас мне было больно. И на эту боль я имела все права.
– Что тебе нужно? – выдохнула, осознав, что молчание между нами затянулось.
Глеб качнулся на месте. Я со смесью удивления и брезгливости поняла, что он пьян.
– Нам надо поговорить, – заявил он, тем не менее, достаточно четко.
– Мы и так каждый день говорим по телефону. Этого достаточно.
Он подался ближе ко мне. Я уловила полынно-горький запах того, что он, должно быть, пил, когда Глеб процедил:
– Ни черта. Ты постоянно вешаешь трубку.
– Ты пьян, – проговорила неодобрительно.
– А ты…
Он задохнулся, словно не смог подобрать подходящего слова. Но, судя по выражению лица, это должно было быть что-то уничижительное.
– Права была мама, – наконец выплюнул он. – Ты не подходишь мне.
Он окинул меня взглядом: тем самым, что уже был до боли мне знаком. Тем самым, который я вряд ли когда-нибудь сумею забыть. С такими же глазами муж говорил, что изменяет, потому что я себя запустила…
– Тогда что ты тут делаешь? – откликнулась сдержанно, хотя все внутри ревело и рвалось. – Иди к более подходящей женщине.
– Пришел сказать, что правильно сделал, что тебя бросил!
Его слова били больно, хлестко, резко. Но я едва не расхохоталась, услышав это заявление.
– Иди и проспись, Ланской.
Он стремительно, порывисто притянул меня ближе. Так, что мы едва не стукнулись лбами…
– Думаешь, я пьян? Нет… Я тебе и завтра скажу, что ты подлая, лживая, отвра…
Я вырвалась из его захвата. Не собиралась и дальше слушать оскорбления, которых мне уже хватило с лихвой. Которые никогда не смогу забыть…
– Убирайся, – прошипела, отступая вглубь квартиры.
Но он шагнул следом.
– Я не все сказал…
– А я – уже все услышала. Вон!
Но его это не остановило. Он попытался протиснуться следом и мне не оставалось ничего иного, как с силой толкнуть его…
Он пошатнулся, неохотно отступив, взглянул на меня с удивлением…
Я захлопнула дверь.
Темнота обступила меня со всех сторон, укрыла надежным непроницаемым покрывалом…
И я была ей благодарна. За то, что никто не мог видеть сейчас моих слез.
* * *
– Ты связался с Коневым? Ну, тем самым, кто должен помочь тебе отсудить Тео? – потребовала ответа мать, когда Глеб приехал к ней после того дня, когда нетрезвым заявился к жене.
Голова трещала, в висках беспрестанно бился вопрос: «Правильно ли он поступает, когда желает получить от Оли подтверждение слов мамы об измене?».
А Римма Феликсовна словно сорвалась и решила пойти в атаку. Беспрестанно говорила ему о том мужике, с которым видела Ольгу. Разумеется, Глеб поверил. У него просто не было повода не доверять родному человеку. И во что это вылилось? В отвратительную сцену, когда вновь наговорил жене неприятных слов.
– Связался, – мрачно отозвался Ланской. – Он постарается помочь.
Глеб и сам не мог понять, почему его так тянет к матери. Будто бы в мире не осталось места, где ему были бы действительно искренне рады. Мало того, он сам приложил к этому руку. И вот он приезжал в квартиру Риммы Феликсовны, а она только и делала, что его накручивала. Не говорила, как ей жаль, что жизнь сына летит к чертям. Не поддерживала. А постоянно с упорством отбойного молотка поднимала вопросы скорого развода, измены Ольги. Ну и обязанности забрать Теодора у этой «ужасной женщины».
– Постарается? – Римма Феликсовна возвела глаза к потолку, и Глебу стало неуютно.
Она столько для него сделала, а он так и не ответил ей хоть чем-то, похожим на благодарность.
– Он сделает, мам, – отозвался Ланской и перевел разговор в то русло, которое ему показалось безопасным: – Ты так и не рассказала мне о визите к врачу. Что он выписал на этот раз?
* * *
Я стояла и вертела головой по сторонам. Хотелось сбежать. Сорваться с места и исчезнуть, потому что казалось, что поступаю отвратительно по отношению к Глебу. Тому человеку, который «меня бросил и правильно сделал». Эта мысль отрезвила. Я не делала ничего из того, чего не могла бы себе позволить свободная женщина, которая стала таковой вовсе не по собственной воле.
А именно – я пришла на свидание.
Конечно, не прибудь ко мне Ланской в подпитии и не наговори всех тех отвратительных слов, я бы и думать не думала об ужине с другим мужчиной, да еще и в таком шикарном ресторане, в который он меня пригласил. Однако согласилась на Катькино предложение познакомить меня с Дмитрием, и вот теперь приехала за двадцать минут до условленного времени и готова была сорваться и сбежать, будто была школьницей, поцеловавшей преподавателя и уличенной на месте преступления.
Мне сейчас хотелось лишь одного – отвлечься от всего того ужаса, в который меня погрузил самый близкий человек, мой муж. Вновь почувствовать себя той, с которой хочется просто провести время. Той, от которой не будут шарахаться только потому, что вес превысил стандартные рамки. Я просто хотела переключиться.
– Ольга? – окликнул меня приятный мужской баритон.
Бежать стало поздно. Передо мной стоял высокий темноволосый мужчина, тот самый знакомый Кати по имени Дмитрий.
– Доб-брый вечер, – чуть запнувшись, ответила я и улыбнулась. – Да, я Ольга.
Ощущала себя при этом дискомфортно. В первую очередь
