потому, что слова Ланского уже дали свои всходы в виде комплексов, которые он во мне насадил. Казалось, что рядом с высоким и поджарым Дмитрием я смотрюсь чужеродно и нелепо.
Впрочем, это чувство исчезло в тот момент, когда Дима открыто улыбнулся и, подав мне руку, сказал:
– Идем, наш столик нас ждет.
Я просматривала меню ничего не видящим взглядом. Лишь только цеплялась подсознанием за тот факт, что выбираю еду, исходя из желания не показаться обжорой.
Ресторан, в котором мы оказались, был фешенебельным. Мы с Глебом были в таком лишь единожды, когда только начинали встречаться. Впоследствии же предпочитали уютные небольшие кафешки или бары, куда можно было забежать выпить бокал пива после работы.
– Сибас, – наконец, сказал Дима после того, как долгое время изучал меню, поглядывая поверх него на меня.
Под этими взглядами мне было не слишком комфортно, потому приходилось делать вид, что я тоже увлечена блюдами.
– Что, прости? – не поняла сразу.
– Здесь готовят роскошного сибаса. Понимаю, не бог весть какая рыба, но… Будет вкусно, обещаю.
Он отложил меню и, вновь мне улыбнувшись, спросил:
– Или хочешь что-то другое?
Я пожала плечами и, убрав на первый взгляд скромную, но явно дорогую книжицу, в которой был перечислен список предлагаемых блюд, кивнула:
– Сибас, значит, сибас.
Дмитрий выгнул темную бровь и вдруг выдал то, чего я услышать никак не ожидала:
– Ты во всем такая сговорчивая?
Пока же сидела, переваривая услышанное и пытаясь понять, действительно ли Дима имел в виду то, что мне послышалось в его вопросе, рядом со мной внезапно отодвинулся стул.
Я охнула, поняв, что возле нашего столика нарисовался Глеб собственной персоной. А рядом с ним – изящная девушка, которая показалась невесомой.
– Садись, милая, – велел ей Ланской и когда та посмотрела на него озадаченно, пояснил: – Сегодня компанию нам составят моя жена и ее любовник.
Показалось, что кто-то ударил меня в грудь: сильно, жестко, выбивая из легких весь воздух.
Захотелось открыть рот, жадно вдохнуть, ощутить, что еще способна дышать…
Но я представила, как жалко это выглядело бы. Какое довольство испытал бы Глеб при виде моей растерянности.
Он сидел рядом: самоуверенный, злой, полный неясного мне презрения. Он обвинял меня, хотя сам заявился в это дорогущее заведение с другой женщиной…
С той, кого, видимо, не стыдно было водить по таким местам.
Я рассеянно обвела взглядом ресторан: глаза слепило от его блеска и великолепия. Стало вдруг стыдно и неловко за свой достаточно простой наряд, за каждый лишний килограмм, который, казалось, в свете хрустальных люстр был еще весомее, еще отвратительнее…
Но стыдно ведь должно было быть вовсе не мне! Не я предала брак, в который столько вложила. Не я нашла более подходящего человека на стороне. И не я судила того, с кем прожила много лет, так, словно это был злейший враг.
Гордо выпрямившись, я повернула голову к мужу и насмешливо поинтересовалась:
– Ты что, следишь за мной?
Он фыркнул: слишком громко и поспешно, словно торопился откреститься от одного лишь этого предположения.
– Не льсти себе, – процедил сквозь зубы.
Я улыбнулась.
– Это ты себе льстишь, Ланской, если думаешь, что мы останемся в вашей компании.
Я резко поднялась со своего места и едва не поморщилась от того, как заскрипел по натертому паркету стул. Да и плевать! Главное – оказаться подальше отсюда. От того, кто так цинично, так упорно выматывал мне нервы, бил по больному, искал все новые способы унизить и ужалить.
Я вспомнила о присутствии Димы только тогда, когда он поднялся за мной следом, ясно давая понять, что намерен меня сопроводить.
Но не успели мы сделать и пары шагов, как Глеб выскочил нам наперерез.
– Я тебя не отпускал, – выплюнул он угрожающе.
– А я у тебя не отпрашивалась. Иди, займись своей милой, а то ее, чего доброго, вентилятором сдует со стула, если оставить без присмотра.
Но Глеб словно и не слышал этих слов. Больно вцепился в мою руку, прорычал:
– Ты никуда не пойдешь!
Я уже хотела ответить, когда в наш разговор вмешались.
– Отпустите Олю, – отчеканил Дима тоном настолько спокойным, что стало даже жутко.
– А то что?
Ланской развернулся к нему с самым боевым видом, но руку мою все же выпустил.
Дима внимательно оглядел Глеба, все так же невозмутимо заметил:
– Вам, похоже, давно морду не били. Могу напомнить, как это бывает.
Я пришла в ужас. Перед глазами уже замелькали жуткие картинки драки, но, к моему удивлению, Ланской резко сдулся и отступил.
– Мы еще поговорим, я этого так не оставлю, – поспешно бросил он мне, прежде, чем развернуться и пойти к своей Дюймовочке.
Я тоже не стала медлить: не оглядываясь, направилась к выходу, даже не замечая, идет ли за мной Дима.
Но он шел.
Мы вышли на улицу, в молчании свернули к набережной. Только когда прохладный ветер с реки ударил мне в лицо, остужая разгоряченные мысли, я сумела выдохнуть:
– Ты реально набил бы ему морду?
– Почему бы нет?
Скосив взгляд, я заметила, как он сопроводил свой ответ легким пожатием плеч. На губах его при этом промелькнула едва заметная улыбка, словно он вспомнил вдруг что-то смешное и пытался это скрыть.
– Потому что это не твоя война.
Дима остановился, вперил в меня внимательный, умный взгляд.
– Конечно, моя. Ты ведь была со мной.
Этот ответ меня удивил. И смутил одновременно.
Отвернувшись к воде, я склонилась к приятно-прохладному парапету и, опершись на него, коротко поинтересовалась:
– И ты даже ничего не спросишь?
Он оказался рядом, прислонился к камню боком…
– Спрошу, конечно. Хочешь, поедем куда-нибудь в другое место? Я знаю один уютный ресторанчик – попроще этого, конечно, но готовят там прекрасно.