— Правда? — Энни моргнула. — Так твоя сестра, оказывается, богатая наследница?
Джош пожал плечами.
— Не совсем так. Просто ее мать — один из самых влиятельных кинопродюсеров в Лос-Анджелесе.
— Твоя мать — кинопродюсер? Я понятия не имела!
— Мои родители разведены, но оба довольно богаты, — сухо сказал Джош. — Мой отец — он англичанин — владеет компанией по телекоммуникациям в Сан-Диего. Мать родилась и выросла в Америке.
— Ты сказал вчера, что мать тебя бросила, — осторожно произнесла Энни.
— Ну, это слишком драматично, — признался он, криво улыбаясь. — Я остался с отцом, когда она уехала к другому мужчине в Лос-Анджелес. Мои сестры поехали с ней, и, поскольку разрыв родителей сопровождался немалым количеством ссор и горечи, получилось так, что какое-то время я с ними не виделся…
— Ты предпочел остаться с отцом?
— Да. Он очень трудно пережил развод. Мне кажется, он даже не подозревал, что это может случиться. Он всегда был настолько поглощен делами своей компании, что жил словно на другой планете. — В его глазах промелькнуло выражение такой боли, что сердце Энни сжалось.
— Сколько тебе было лет?
— Десять. — Джош передал ей блюдо горячего картофеля, поджаренного с крошечными кусочками бекона. — Это очень вкусно, попробуй…
— Только десять? Джош, но это ужасно, — с искренним сочувствием произнесла Энни. — Ведь говорят, мальчику особенно нужна мать, правда?
— Как видишь, я выжил. Думаю, тогда я считал, что отцу необходима мужская поддержка. Кстати, о семье. Твоя сестренка Мэгги быстро растет, тебе не кажется? — Он усмехнулся.
Что-то подсказало Энни, что тема его детства исчерпана и закрыта.
Пока они ели, Джош умело направлял разговор на вчерашнюю свадьбу и прием, новый дом Майлса в Кэмден-Тауне, на новый спектакль в Вест-Энде, который довелось увидеть и Энни и ему, на политический триллер драматурга, также любимого обоими. Стоило им заговорить на более общие, менее спорные темы, как Энни тут же забыла о возникшем между ними напряжении в начале ужина.
Она выяснила, что он изучал экономику и политологию в Гарварде, умел безошибочно распознать все политические мотивы, стоящие за самыми жестокими вооруженными вспышками по всему миру, и что ее с Джошем объединяет любовь к таким несовместимым вещам, как современный джаз, скрипичные концерты Моцарта, меланхоличные французские фильмы, плавание, картошка фри из «Макдонадцса» и фисташковое мороженое. Они сознались в равнодушии к балету, который оба находили скучным. К тому времени, как они доедали великолепный шоколадный мусс на десерт и пили крепкий черный кофе, Энни чувствовала себя так, словно каким-то чудом вернулась к счастливым неделям на острове Скиафос, предшествующим скандалу с Фениксом, — неделям, когда они с Джошем говорили, говорили, говорили, находя так много общего, разделяя живой интерес к жизни друг друга…
Он встретил ее пристальный взгляд и вопросительно поднял бровь.
— Почему такое внимательное изучение? — легко поинтересовался он. — У меня что, шоколад на подбородке?
— Нет… я просто подумала, мы вдруг начали так открыто говорить о себе, особенно если принять во внимание…
— … что мы не особенно нравимся друг другу? — закончил он за нее.
— Да, — с легким смешком кивнула она. — Удивительно, правда?
— Удивительно, — согласился он сухо, подписывая счет. Он встал, и Энни заметила в его глазах опасный блеск. — Идем?
Пока они шли к машине Джоша, Энни вдыхала аромат раннего лета, окутывающий улицы Лондона, в котором запахи свежеподстриженной травы на газонах и цветущей сирени мешались с запахом выхлопных газов. Сгущались сумерки, и несколько черных дроздов пели на деревьях, растущих на площади рядом. Непонятно почему, но Энни этот вечер показался вдруг необыкновенно чарующим. В машине Джоша, на пути к ее квартире в Хэмпстеде, она сидела, погруженная в задумчивость.
Джош остановил машину у ее дома и повернулся к ней.
— Как ты считаешь, сейчас мы нравимся друг другу больше? Или мы просто были исключительно вежливыми?
— Могу сказать, что я отношусь к тебе лучше, чем до сегодняшнего вечера, — шутливо ответила она, скрывая легкую дрожь, пробежавшую по спине. Просто, глядя на его крупную загорелую руку с аккуратно подстриженными гладкими ногтями, лежащую на рычаге переключателя скоростей, она ощутила то же волнение, что и прошлой ночью. Ей вспомнилась шокирующая близость, которую она себе позволила с Джошем, последовавшая так быстро за их спором…
— Значит, ты хочешь сказать, что чувствуешь себя со мной более свободно, Энни?
— Ну… пожалуй, да, — солгала она.
— Достаточно свободно, чтобы пригласить меня на чашечку кофе?
Ее сердце бешено застучало в груди.
— Возможно. — Она робко улыбнулась. — Думаю, что после такого великолепного ужина это самое меньшее, что я могу сделать, Джош…
— Ты будешь в полной безопасности, если захочешь, — сказал он, и волнующий голос тут же превратил в желе ее внезапно ослабевшие колени. — И содержимому чашечки лучше быть безалкогольным. Я должен буду добраться до дома и быть завтра в аэропорту в шесть утра.
— Отлично, тогда какао? — пошутила она.
— Звучит заманчиво.
Энни улыбнулась ему яркой, уверенной улыбкой и выбралась из машины. Но, отыскивая в сумочке ключи, она ощутила, что ее руки дрожат.
Напряжение, которое чувствовала Энни, входя с Джошем в свою маленькую квартирку, охватило ее настолько, что она боялась, как бы Джош этого не заметил.
— Присаживайся, я приготовлю какао.
Не рискуя встретиться с ним взглядом, она поспешно показала рукой в сторону гостиной. Джош, внезапно ставший почему-то очень большим, прошел к элегантному камину и уселся на один из диванчиков, обтянутых тканью теплого бежевого цвета, отодвинув в сторону декоративную желтую шелковую подушечку.
Энни остановилась в дверях кухни.
— Ты действительно хочешь какао? Я делаю очень вкусное какао, но могу предложить и чай, и кофе…
— Энни, очень тебя прошу, расслабься! — В его голосе послышался смех. Она посмотрела в его глаза и увидела в них теплый блеск. Ее сердце тревожно подпрыгнуло. — Клянусь, что вовсе не собираюсь нападать на тебя… без приглашения. Она гордо выпрямилась.
— Вот и славно. Я уверена, что ты не опустишься до столь грубых действий, как «нападение».
Он улыбнулся и откинулся на спинку диванчика, вытягивая длинные ноги.
— Я польщен. Можно мне кофе?
— Разумеется.
Пытаясь держаться со спокойным достоинством, Энни подставила чайник под струю воды. Ее кухня, отделанная светлым дубом, казалась воздушной и наполненной светом, от гостиной ее отделял ряд полок с книгами по кулинарии и комнатными растениями в горшочках. Энни двигалась по кухне с отработанной до автоматизма точностью движений, доставая кофеварку, засыпая в нее кофе, выставляя на деревянный поднос кофейный сервиз цвета голубых гиацинтов.
