Джесси подняла голову, коснувшись затылком его груди, и посмотрела в бездонное небо, с миллионами мерцающих звезд.
— Наверное, ее отец изменил решение, когда понял, как он ошибался?
— Нет. — Голос Диллона стал жестким. — Впервые я увидел деда, уже учась в юридической школе. Тогда он наконец решил, что я все-таки не просто полукровка, не заслуживающая его внимания. Я хотел съездить ему по физиономии, но мама была так счастлива. В ее жизни было столько потерь, что ради нее я смирил себя и, сколько мог, принимал благосклонность деда.
— А потом?
— Пошел работать в большую престижную фирму, куда он меня устроил. Он открыл для меня контору, где я работал в основном как защитник. Изучал закон, хотел помогать простым людям, таким, как мой отец, работающим в поте лица, приехавшим сюда в поисках лучшей жизни, но попавшим в нищету. На каждом шагу им приходится бороться, отстаивать свои права. Здесь их жизнь ничуть не лучше, чем раньше.
— Почему же ты это оставил и ушел в политику?
— Решил, что тогда смогу делать добро для большего числа людей.
Джесси улыбнулась. Именно такой Диллон был известен широкой публике.
— Ты и впрямь крестоносец.
— Я знаю, что такое бедность. — В его голосе слышались волнение и горячность. — Я видел, как она деморализует людей еще до того, как они по-настоящему начали жить. Отец работал день и ночь и умер в сорок пять лет. Мать осталась с двумя маленькими детьми на руках. Когда он умер, она была беременна в шестой раз. Этот ребенок не родился. Поправившись, она стала работать от зари до зари, чтобы мы с Литой могли выжить. И мы выжили. Учась в колледже и юридической школе, я работал на скорой. Поэтому моя учеба продлилась значительно дольше, чем у других. Теперь все позади, но нельзя забывать о тех, кто пока не смог выбраться. У Эмилио тоже должен быть шанс.
Джесси смотрела на петляющую вдали реку. Река обещаний и надежд. Вероломная река, разбившая мечты многих людей.
— Что-нибудь не так, Джесси? — Диллон наклонился и убрал волосы, упавшие ей на лицо. Потом заглянул ей в глаза. — Я тебя чем-то расстроил?
— Нет. — Она не хотела на него смотреть, но ничего не могла с собой поделать. Их взгляды снова встретились, и снова у нее по спине побежали мурашки.
— Все же что-то не так.
— Сегодня, выйдя из такси у клиники, я почувствовала себя не на месте. С тобой я чувствую себя не на месте еще больше.
Она выскользнула из тесного кольца его рук.
— Я понимаю, — ответил Диллон, и его лицо окаменело.
— Не уверена. Видишь ли, моя жизнь всегда была простой. В четырнадцать лет у меня была красивая кожа и длинные ноги. Это натолкнуло меня на мысль стать фотомоделью. Понимаешь?
Лицо Диллона немного подобрело.
— Не совсем.
— Вся твоя жизнь — борьба. Даже сейчас, когда тебе не нужно бороться за себя, ты продолжаешь это делать, чтобы лучше жилось другим. Твоя мать пожертвовала всем, чтобы быть с любимым человеком. Стефан и Лита могли бы зарабатывать хорошие деньги, но вместо этого помогают людям.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Я никогда ничем не жертвовала.
Джесси попыталась отвернуться, но он схватил ее за руку и вновь повернул к себе.
— Я никогда и ни за что не боролась. Я всегда плыла по течению и до сегодняшнего дня не чувствовала себя виноватой.
— А теперь ты чувствуешь вину? Я привез тебя сюда не за этим. Он вновь заключил ее в объятия. — Всякому человеку когда-нибудь бывает больно. Беден ты или богат — дождь всех мочит одинаково. Наверняка, когда ты была маленькой девочкой с косичками, — он шутливо намотал ее волосы на палец, — тебя не раз обижали, дергая за них.
— Наверное. Один или два раза мне не повезло.
— Если уж ты задумалась о таких вещах, то у меня есть одна идея. Ты можешь кое-что сделать, пока находишься здесь.
— Что?
Он покачал головой.
— Тебе придется немного подождать. Потом увидишь.
— Я теперь не усну.
— Скоро обо всем узнаешь. А сегодня, я думаю, нас обоих будет мучить бессонница.
— Ты знаешь, фотомоделям она противопоказана.
— Политикам тоже не рекомендуется.
— Кажется, я начинаю понимать, из чего складывается твоя репутация. — Она хотела скорее напомнить об этом себе, чем уколоть его.
— Наверное, до тебя долетели слухи, которые разгуливают по Остину, но в газетах ни разу ничего не было. Репутацию я приобрел, борясь с дискриминацией, а не в чужих спальнях. Вопреки тому, что ты обо мне слышала, я не хищник, Джесси.
— Я охотно поверила бы в это, если бы ты не стал сразу же меня соблазнять.
— Может, я просто старался отвлечь тебя от Стефана. Мне это удалось?
— С блеском.
— Я очень хочу тебя поцеловать, но должен доказать, что мне можно доверять. Как я держусь?
— Жюри еще не подоспело.
— Мне достаточно оценки роковой женщины.
— Я не роковая женщина, Диллон.
— Разреши мне не поверить. — И он осторожно ее поцеловал.
Лишь через некоторое время она отстранилась.
— Кажется, нам пора по домам. Небезопасно находиться ночью наедине с таким искусителем, как ты.
Трель телефонного звонка ворвалась в сон Джесси. Она потянулась к ночному столику. Солнечный луч, протиснувшись в щель между занавесками, освещал комнату. Перевернувшись на спину с телефонной трубкой в руке, Джесси улыбнулась. Трубка молчала, но это, конечно, звонит Диллон. И хотя он был за несколько миль отсюда, ее охватило приятное волнение.
— Доброе утро, — промурлыкала она. Нахлынули теплые воспоминания о вчерашнем дне.
— Надеюсь, я вас не разбудила. Я решила предложить вам вместе позавтракать.
— Ох! Куда вы звоните?
— Это Джессика Кардер?
— Да.
Джесси свесила ноги с кровати и села, стараясь собраться с мыслями. Часы рядом с телефоном показывали без пяти двенадцать. Она проспала намного дольше, чем ей казалось.
— Кто это?
— Это Флоренс Сиддонс Руис. Я звоню из вестибюля. Если вы не хотите есть, то позвольте угостить вас чашечкой кофе. Я сегодня очень плохо спала и с радостью узнала бы, что вы спали лучше. — Так как? — уже ласково закончила она.
— Да, но… — Джесси еще раз растерянно взглянула на свое отражение, — я даже не одета.
— О, ничего, дорогая. Спускайтесь. Для меня можете не одеваться. Я не та, на кого вам надо производить впечатление. Уверена, что вы выглядите, как всегда, прекрасно. Встретимся в ресторане? Минут через десять, хорошо?
Джесси не успела ответить, а трубка уже утихла.
— Да! Конечно! С радостью! — сказала она в пустое пространство, кладя трубку на место.
Времени раздумывать не было. Она понеслась в ванную умыться, натянула старые джинсы и свитер с длинными рукавами и широким вырезом. Этот свитер имел обыкновение слезать то с одного плеча, то с другого. Но такая экипировка была удобной и подходила практически для любого случая.
