– Да, умер.
– Когда? От чего? – с неподдельным участием спросила Лесли.
– Много лет назад. По счастью, не от болезни и не от зубов собаки. От старости.
– Наверное, вы хорошо за ним ухаживали, – проговорила Лесли, глядя куда-то в пространство перед собой и словно видя в воображении молодого Рассела и его хвостатого приятеля.
– Старался. – Он помолчал, раздумывая, рассказывать дальше или не стоит.
Лесли смотрела на него, явно ожидая продолжения. С любопытством поглядывал в его сторону и Эрни. Лишь Теренция занимали только собственные раздумья.
– Льюис и правда был необыкновенный, – медленно начал Рассел. На губах Лесли не появилось и намека на улыбку. – Во-первых, он с поразительной точностью угадывал мое настроение. Когда на меня наваливалась тоска и хотелось, чтобы кто-нибудь мне, бедному-несчастному, посочувствовал, он тихонько подходил, укладывался на моих коленях и затягивал песню. Если же я был в бешенстве и никого не желал видеть – сидел себе в сторонке. А ел чуть ли не все подряд. Очень любил похрустеть огурцами.
– Огурцами?! – изумилась Лесли. – По-моему, коты к овощам равнодушны. Дай им вареную морковку или там капусту просто так, без вкусного корма, в жизни к ним не притронутся.
– Обычные коты – да, – сказал Рассел. – А мой, поверьте, обожал огурцы.
– Ничего себе!
Теперь Лесли улыбалась. Но отнюдь не издевательской улыбкой. И сильнее прежнего напоминала глазами Льюиса, особенно когда он был котенком. До ушей улыбался и Эрни, ничуть не переживая, что у него не хватает зубов. Внимательно смотрел на Рассела даже Терри, хотя рассказ о том, как Льюис уплетал огурцы, он слышал в семье сотню раз. Может, раздумывал он о чем-то другом, во всяком случае не о Льюисе.
– А еще – странно, но так оно и было – он видел отражения в зеркале, как люди. То есть не просто мельтешение, а сразу узнавал, допустим, меня.
Лесли озадаченно сдвинула брови.
– По-моему, зеркало для кошек просто плоская поверхность.
– Опять-таки – для обыкновенных, – все больше увлекаясь воспоминаниями, произнес Рассел. – С моим же Льюисом можно было беседовать, глядя в зеркало, как, бывает, разговаривают люди. Стоят рядом, но смотрят на отражения друг друга.
Лесли качнула головой.
– Чудеса!
– У нас в зеркало больше всех любит смотреться мама! Может сидеть перед ним три часа и наводить красоту! – объявил Эрни, и все, даже Терри, дружно рассмеялись. – А я не люблю ни причесываться, ни смотреть на себя, – вдохновенно продолжал Эрни. – Скучно! Лучше бегать по двору с мячом и с папой.
Терри странно посмотрел на приятеля. Без зависти, но как будто с затаенной обидой и с желанием выяснить, отчего и ему не дано резвиться с отцом. Увидев этот его взгляд, Рассел почувствовал приступ жалости.
– Как твой синяк, Терри? – спросил он.
Теренций провел по подбитому глазу рукой.
– Нормально.
– Кстати… – Рассел перевел вопросительный взгляд на Лесли, – а что сказала директриса? Она ведь наверняка заметила его фонарь? И полюбопытствовала, откуда он взялся?
Лицо Лесли приняло забавное выражение раскаяния, довольства и лукавства.
– Да, конечно заметила. И спросила Терри, что произошло. А он, по-видимому, промолчал.
– Правильно, промолчал. – Оказалось, хоть Теренций и выглядел ушедшим в себя, он прекрасно слышал и понимал, о чем говорят вокруг. – Не хочу я отвечать этой.
– Терри! – воскликнула Лесли. – Нельзя так о мисс Пат! Она же директор!
– Старших нужно уважать, Теренций, – проговорил Рассел, прекрасно понимая чувства племянника. – Даже если они тебе не очень нравятся.
– Она мне совсем не нравится, – пробубнил Терри. – Вечно пристает с глупыми вопросами. И не помнит, как меня зовут. Мальчик да мальчик! Для нее все кругом «девочки» и «мальчики», как будто у нас нет имен.
Лесли и Рассел переглянулись. Следовало в воспитательных целях сказать нечто такое, что заставило бы Терри задуматься, правильно ли он ведет себя. Но подходящих слов не нашлось.
– Во второй раз мисс Пат спросила, откуда у Терри синяк, у всех ребят, – помолчав, продолжила Лесли. – Перед занятием, которое провожу я, в классе. – Она взглянула на детей, едва заметно сдвинула брови и взяла пульт дистанционного управления. – Мороженое съели?
– Я еще нет, – ответил Эрни.
– И я нет, – сказал Терри.
– Можете взять свои ягоды и вернуться на диванчик, я прибавлю звук. Только ешьте поаккуратнее! – Лесли нажала на кнопку, и мультяшные герои, которых все это время было почти не слышно, заговорили куда громче. Мальчики уселись на диване, а Лесли опустилась на маленький детский стульчик рядом с Расселом и вполголоса продолжила: – В общем, Патриция встала перед учительским столом и спросила у всех ребят: кто, мол, поставил мальчику синяк? А я была чуть дальше, у доски, и решилась на маленькую хитрость… Теперь мучаюсь, можно ли так поступать.
Ее личико сделалось огорченно-растерянным, и Рассел, охваченный желанием облегчить ей муки совести, похлопал ее по плечу.
– Наверняка ничего преступного вы не сделали.
– Как сказать, – жалобно протянула Лесли.
– Откройте же вашу страшную тайну, раз уж начали, – ласково, будто разговаривая с дочерью, произнес Рассел.
– Я выразительно-выразительно посмотрела на всех ребят, – задыхаясь от волнения и показывая, как она глядела на воспитанников, прошептала Лесли, – и приставила палец к губам. Они все поняли и не выдали меня. Промолчали. Представляете?
В ее глазах отразилось столько внутреннего смятения, что Рассел едва удержался, чтобы не привлечь ее к груди и не погладить по голове.
– Выходит, я учу их врать, хитрить, – с умилительным отчаянием в голосе пробормотала она. – А сама ненавижу ложь и хотела бы, чтобы ребята росли честными и порядочными…
Рассел покачал головой, придумывая, что бы сказать ей в утешение.
– Это не вранье, – медленно произнес он. – А способ победить самодурство и черствость и остаться там, к чему лежит душа. Детям, хоть они вроде бы и не разбираются в делах взрослых, какое-то шестое чувство подсказывает, что верно, а что нет. И как правильнее поступать. Они знают вас – веселую, искреннюю, с открытой душой. И знают Патрицию – бесчувственную, суровую. И давно смекнули, что в ней все неестественно и отвратительно, а в вас – светло и правдиво.
Лесли покраснела, потупила взгляд, порывисто сложила губы в трубочку, будто собравшись возразить, но ничего не сказала, а лишь покачала головой. Рассел, негромко и с нежностью смеясь, опять легонько похлопал ее по плечу.
– Не спорьте. Лучше поверьте мне.
– Да нет, не настолько уж Патриция отвратительная, – пробормотала Лесли. – Управляет садиком много лет, а работает тут вообще всю свою жизнь. У нее громадный опыт. Родители ей доверяют, хоть, может, и не вполне одобряют ее строгость. Наверное, неспроста она такая сердитая. Живет без детей и без мужа, одна-одинешенька. У нее никогда никого не было. Только этот садик да здешние детишки.