Этот бесцеремонный приказ отвлек Джасмин от мрачных мыслей. Ну да, ему ведь нравится болтать с ней. Вчера он провоцировал ее так, что она трещала как сорока.
Джасмин позволила себе улыбнуться. Как знать, возможно, она способна внушить любовь этому тяжелому человеку. За него бой будет тяжелым. Но разве у нее есть выбор? Она едва не умерла из-за разлуки с ним. Пока у нее есть хотя бы тень надежды, пока ее хищник хочет с ней разговаривать, пока он прикасается к ней так, как будто хочет ее, она будет бороться.
Может быть, еще наступит такой день, когда Тарик поверит ей, полюбит ее настолько, чтобы принять в ней все. А до тех пор тайна, которой ей смертельно хочется поделиться, останется похороненной очень глубоко в ее груди.
— Расскажи мне, — тихо, но решительно произнесла Джасмин.
— Что?
— Что именно они хотели сделать.
— Мина... — Тарик не скрывал раздражения. — Я же сказал: прошлое — это прошлое. Об этом мы говорить не будем.
Он поерзал, поправляя упряжь.
— Я обязана исполнять твои распоряжения, не задавая вопросов?
Тарик долго молчал.
— Никому не дано оспаривать то, что сказал шейх.
— Ты — мой муж.
— Значит, тебе полагается быть послушной женой.
— Если тебе нужно послушание, заведи собаку. Или еще какого-нибудь домашнего любимца.
Джасмин не добавила, что из-за послушной жены он бы через неделю расшиб свой аристократический лоб о стенку.
Руки Тарика крепче сжали ее.
— Нет, Мина, другие любимцы мне не нужны. Потому теперь я могу любить тебя. — Рука Тарика, покоившаяся под грудью Джасмин, проснулась и нажала на ее живот.
И тут он неожиданно стал рассказывать:
— Мы сделали остановку в Бахрейне из соображений дипломатического характера. По дороге из аэропорта два грузовика отрезали мою машину от основной группы.
— А Хираз?
— В то время я был не лучшим спутником. — Тихий ответ Тарика оставил еще один порез на сердце Джасмин, израненном угрызениями совести. — Хираз ехал в передней машине с двумя охранниками. Еще двое ехали в следующей.
— Так ты был один...
Инстинктивно Джасмин отпустила седельную луку и схватилась за руку Тарика.
— Мина, я никогда не бываю один. — Он говорил, словно жалуясь; таких интонаций она еще никогда от него не слышала. Конечно, даже шейхи хотят иногда побыть одни. А такому человеку, как Тарик, одиночество необходимо больше, чем любому другому. — Все мои водители — квалифицированные охранники.
— Что было потом?
Тарик наклонился вперед и сдвинул ее капюшон, чтобы можно было шептать на ухо.
— Мы с ними разобрались.
Мужской запах Тарика, тепло его тела обволакивали Мину.
— Это все, что ты можешь сказать? — спросила она, досадуя на то, что Тарик опять уходит от разговора.
— А что тут можно сказать? Это были зилоты[1] из одного беспокойного племени. Они рассчитывали убить меня голыми руками. Я вывел из строя троих, мой водитель — двоих.
Тарик ткнулся в шею Джасмин таким привычным движением, что на ее глаза навернулись слезы.
— А другие телохранители разобрались с остальными бандитами? — предположила она.
В ответ Тарик саркастически фыркнул.
— Хватит об этом. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Например, как себя чувствует твоя сладкая попка?
Она вспыхнула и толкнула его локтем.
— Веди себя прилично.
Последние остатки льда растаяли. Джасмин сглотнула слезы счастья. Не надо больше боли в такой замечательный день. Она сделает вид, что мир прекрасен, а этот человек, который так заботливо ее поддерживает, любит ее.
Но к вечеру у Джасмин уже не оставалось сил притворяться, что день прошел чудесно. Она ощущала только смертельную усталость.
— Ничего, если я уйду пораньше? — спросила она Тарика.
От пламени костра, казавшегося еще вчера бесконечно романтичным, сегодня у нее щипало в глазах.
Тарик, сидевший, как и в прошлый раз, рядом и чуть впереди, глянул на нее через плечо.
— Ты не хочешь посидеть?
В его голосе слышалось что-то темное, но что именно, Джасмин не могла угадать.
— Я устала. Для меня все это внове.
Правдивая фраза, в которой одна правда скрыта под другой.
Тарик вдруг притянул ее к себе. Он редко прикасался к ней на людях, и она замерла от наслаждения.
— Извини, Мина. Ты не жалуешься, вот я и забываю, что тебе наверняка тяжело так ехать.
Глубокий голос, чуткий, заботливый тон, слова, похожие на ласковый, долгожданный дождь.
Джасмин склонила голову мужу на плечо и почувствовала, что терзавшая ее боль утихла. А он поддерживал ее так, как будто она ему небезразлична.
— Или мне нужно остаться, потому что я — твоя жена?
Мускулистая рука сильнее стиснула ее, и Тарик придвинулся ближе, так, что между ними вообще не осталось пространства.
— Одна из причин того, что я на тебе женился, — это твой ум, — прошептал он. — Наши люди строго судят чужаков. Это наш минус, но это родовая черта Зюльхейля и, возможно, в этом заключается божественная к нам милость. Нам не свойственно легковерие.
Об этом-то Джасмин знала с первого дня знакомства с Тариком.
— Даже при том, что они тебя приняли, — продолжал Тарик, глядя на нее сверху вниз, — и будут повиноваться тебе, насколько они станут тебя уважать, будет зависеть от тысячи обстоятельств. В частности, от твоей способности сжиться с нашей неласковой землей.
Она поняла, что он держит в уме тот нюанс, о котором никогда не станет говорить вслух. Отныне его честь связана с ее честью. Это хрупкая связь, она может пострадать, как уже пострадала однажды, и тогда она лишится даже этих неустойчивых отношений, которые между ними существуют сейчас.
— Я останусь. Только не отпускай меня, хорошо? — Голос ее дрогнул.
В ответ Тарик почти незаметно погладил ее по щеке и отвернулся. На его лице снова заплясали отблески костра. Красив и опасен одновременно, думала Джасмин. Хищник на отдыхе. Воин на своей земле, среди своего народа.
Джасмин улыбнулась. Отчаяние и страдания этого дня отступили, и напоминала о них лишь смутная тоска. Как ни странно, в эту минуту она была довольна. Она подняла глаза к усыпанному бриллиантами небу, думая о том, есть ли среди множества огоньков та свеча, которая когда-нибудь осветит ей путь к сердцу ее мужа.
Когда Тарик вернулся после короткого совещания с одним из сопровождающих, Мина уже засыпала, свернувшись калачиком. Ни свет костра, ни голоса мужчин их ложа не достигали. Тарик стянул с себя просторный белый костюм того особого покроя, который создали его предки для спасения от безжалостного солнца пустыни. Он был доволен тем, что в этом оазисе нашелся небольшой водоем, где и искупалась вся компания. Ему вспомнилась пронизавшая его знакомая голодная пульсация, которую он испытал, когда смотрел на плывущую жену. Однако было очевидно, что Мина измучена. Его душила нежность к ней. Она такая маленькая, такая хрупкая — при этом сильно действует на него. Чересчур сильно. Сердце его как клещи сжимают эмоции, которых он не желает.
