— А не было там замечаний, — выпалила я, не удержавшись. — Большинство, знаешь ли, без комментариев ставят плохие оценки и думай потом, что с книгой не так!
Ренрих внимательно смотрел на меня. Наконец, он проговорил:
— Ты же понимаешь, что некоторым из тех, кто оценивает тебя плохо, вообще не важно, насколько хорош результат твоего труда?
Вот мне интересно, с какой стати сам Ренрих-то о таких вещах задумывался! Может, у него блог в их «космонет-привете»? Это в их мире самая популярная виртуальная соцсеть… Или Ренрих — человек творческий и по вечерам картины пишет? Аж язык зачесался спросить. Отрицательный герой рассмеялся в ответ на мой недоуменный взгляд.
— Не так уж сложно догадаться, о чем ты думаешь! Я просто знаю людей, которые зависят от мнения окружающих. И не все из них умеют защищаться от информационного давления.
— Ладно, — сказала я, хотя интерес никуда не пропал. Но ведь нельзя расспрашивать? Пусть лучше сам рассказывает, как бы между прочим. Тогда можно сделать вид, что обсуждаем-то мы не его, а других людей. И неважно, если кто-то показался похожим на Ренриха…
Тут у меня в голове снова вспыхнула какая-то мысль, но слишком быстро угасла. Потому что Ренрих сказал:
— Я знаю, что тебе нужно сделать.
Вот это уже вообще интересно! Рецепты от отрицательного героя, мамочки! Такое я пропустить не могу. По-моему, у меня даже кончики ушей начали в его сторону загибаться.
— Что? — спросила я.
— Да все просто в общем. Закрой глаза.
Э… нет, так мы не договаривались! Похоже на подвох какой-то. Я сейчас глаза закрою, а он ка-ак… что-нибудь учудит!
— Боишься меня? — насупился Ренрих.
— Опасаюсь, — не стала скрывать я. Но, прислушавшись к себе, удивилась: не так сильно, как следовало. Может быть, все из-за того, что он — мой персонаж? Не могу же я собственного героя бояться. Пусть и антигероя, пусть я его и не помню почти совсем. Кроме тех трех абзацев… Да и потом, раз существует закон о том, что нельзя рассказывать персонажам об авторах, наверняка должно быть и такое правило, по которому персонаж не может причинить вред своему творцу? То, что Ренрих меня напугал — не в счет. Наверное…
В общем, глаза я закрыла. Прошла пара мгновений. Ренрих сказал:
— А теперь представь своего соперника…
— Э…
— Понял-понял, никакие вы не соперники. Ну, этого, который тебе маленький балл поставил.
— Угу, — пробормотала я.
— Представила?
— Нет, конечно. Откуда мне знать, кто там на самом деле…
— Да просто подумай о нем, балда!
— А если это она?
— Тогда думай не о нем, а о ней, — уже с изрядной долей ехидцы инструктировал Ренрих. — Согласен, большая разница!
— Если бы я понимала, для чего это нужно, — проворчала я.
— Сейчас узнаешь, — пообещал Ренрих. — Теперь придумай самую глупую причину, за которую можно раскритиковать твою книгу.
— Вот прямо самую-самую?
— Да! Скажем, у главного героя кудряшки и веснушек нет.
— Нет веснушек — это, знаешь, ли совсем не глупая причина, — протянула я.
— Ну, а вдруг он лысый! Или у него бородавка… А он — главный и должен быть безупречным!
— У Рона есть бородавки? — засомневалась я вдруг.
— Тьфу ты, — ругнулся Ренрих. — Ты вообще о ком-то, кроме него, думать можешь? Он что — твой идеал мужчины?
— Ну, а если да?
Ренрих хмыкнул.
— Сомневаюсь, что тебе нравятся зануды.
— Ты и сам тот еще зануда!
— Так я тебе и не нравлюсь. Давай-ка, с темы не слетай! Придумала причину?
— Да! — гордо сказала я. — В названии тринадцать букв.
— И что? — озадачился мой собеседник.
— Ну, как же — число несчастливое! — заявила я с предельной серьезностью.
— Ужас-то какой, — протянул Ренрих. — Как люди вообще рискуют читать… Ну, вот. А теперь представь, что именно за эти тринадцать букв тебя и раскритиковали.
Я открыла глаза и уставилась на этого… отр-рицательного героя. Не верилось, что он действительно подбил меня на такую дурацкую игру. Захотелось рассмеяться. Ренрих улыбнулся, наблюдая за мной.
— Лучше? — поинтересовался он.
Я кивнула. Еще бы с мыслями о Ване так же просто разобраться. Хотя… можно попробовать.
Ренрих воспринял мое молчание по-своему.
— Что случилось? — уточнил он, выгнув брови.
— Да вот, думаю, что ты сейчас сам на себя не похож… Точнее, на того, кого я встретила в прошлый раз. Как будто…
Я замолчала.
Мне, наконец, стало ясно, что вызывало смутное беспокойство.
Да, я уже поняла, что все эти «котлетки» и «конфетки» вместе с пафосными фразами Ренрих выдавал специально, в надежде, что я его быстрее вспомню как персонажа. Но вот эти вот совпадения: то, что Ренрих служит в полиции, что у него была травма и потому его перевели… нечто, объединяющее его с Роном, но недостаточное, чтобы Ренрих закрепился в мире, который получился из моей книги. Об этом невозможно было не думать. И не строить теории… Вы посмотрите, они ведь и зазнаются оба!
— Ренрих, сколько тебе лет? — спросила я.
— Тридцать два, — спокойно ответил мужчина.
— А день рождения когда?
— Пятнадцатого июня по земному.
Совпадение или нет, но Ренрих и Рон родились в один и тот же день.
— И…
— Я не буду отвечать, — по-прежнему спокойно предупредил Ренрих. — Все это тебе не нужно. Если только ты не придумала сюжет для новой книги.
— Пока я думаю о старой, — сказала я.
— Жаль, — хмыкнул он. — Чур, посуду моешь ты. Я готовил!
— Я тебе помогала! — тут же возмутилась я. Терпеть не могу мыть посуду.
— Хм… ладно, — он собрал грязную посуду и донес ее до старенькой раковины. Сгрузил свою ношу, включил воду и отошел в сторону, сделав приглашающий жест: мол, дальше сама. Помог, ничего не скажешь! Я с тяжким вздохом принялась за работу.
— И что же ты надумала? — спросил Ренрих. Любопытство все же одолело? Я покосилась на него, выдержала паузу, пока домывала чашки.
Потом все же сообщила:
— Видишь ли, ты и Рон очень похожи. Характеры, некоторые детали из жизни… Мне пришло в голову, что ты чувствовал себя несоответствующим миру не только потому, что тебе досталось всего три абзаца, а когда-то был пролог. Видишь ли, судя по всему, Рону досталась часть твоей собственной истории. Может быть, я изначально собиралась вернуть тебе статус положительного героя. У меня такое…
— Хватит! — рявкнул Ренрих. От неожиданности я отшатнулась. Он ухватился за столешницу обеими руками, словно пьяный, который внезапно потерял устойчивость. Уставился на меня злым взглядом.
— Что с тобой? — спросила я. — Ренрих! Так тоже нельзя?
— Не знал, — процедил он сквозь зубы. — Давай… ты будешь держать такие соображения при себе. Хотя, — он уже достаточно взял себя в руки, встал ровно и посмотрел на меня со знакомой усмешкой: — я рад, что в твоей книге мог быть другой герой. Я объективно лучше, чем Рон.
Я фыркнула, скорее от облегчения, чем от возмущения и сообщила:
— С такой любовью к себе героем не стать. Не остается места на то, чтобы любить других людей. А подвиги из ненависти совершаются редко… Но к тебе это не относится.
Ренрих выгнул бровь.
— Мда? И почему же?
— Потому что ты только притворяешься, что любишь себя больше других, — сообщила я.
— Много ты обо мне знаешь!
Если проводить сравнение с Роном… то достаточно много. Но рисковать больше не хотелось, поэтому я предпочла придержать свои соображения, как Ренрих и просил.
— Тебе точно стало лучше?
— Не забивай голову, думай над книгой. Как только я окажусь в сюжете, это перестанет быть важным.
***
Ивану хватило ума не докучать мне больше звонками. Я не поставила его номер в «черный список», посчитав это слишком демонстративным жестом. Хотя искушение было.
В тот вечер устала больше обычного. После работы даже поленилась зайти в магазин за продуктами. Достала из холодильника чудом оказавшийся там йогурт, им и поужинала, сидя перед телевизором. Смотрела новости, но не запомнила ничего, кроме того, что в мире по-прежнему было мрачно. Вот разве что погода обещала порадовать.
