— Я уехал в офис в половине седьмого. Предстоял трудный день. Несколько часов напряженной работы, чтобы наверстать упущенное, потом деловой ланч с Ивлин и Сантини, а затем поездка в Гибстаун. Сантини позвонил в последний момент и сказал, что на ланч приехать не сможет, но поездка в Гибстаун остается в силе.
Все прошло удачно. Я приехал в воскресенье, во второй половине дня, и обнаружил, что тебя нет. К моменту твоего возвращения я чуть с ума не сошел от беспокойства.
Когда я увидел, что ты выходишь из машины Хаббарда, что он целует тебя и что на тебе наряд, который ты никогда не смогла бы купить самостоятельно, я вышел из себя. А потом увидел, что ты сняла кольцо…
На следующее утро я постучал к тебе в дверь. Хотел извиниться за свое повеление, но тебяне было. Ждать я не мог. Ивлин заехала за мной и повезла на завтрак с Сантини…
— Я видела ее, — стиснув зубы, ответила Мона. Почему жизнь так жестока? Когда она стучала в дверь Брета, тот, видимо, был в душе, а когда он стучал к ней, она искала его а парке…
Хотелось плакать и проклинать судьбу, которая подарила ей счастье только для того, чтобы потом отнять его.
Нет, судьба тут ни при чем. Это дело рук человека. Разве не Рик нанес ей смертельный удар? Мона вспомнила выражение лица Рика и тон, которым тот сказал: «Я правильно догадываюсь: Ивлин куда-то уехала с Роудом? Выходит, она украла его у вас?»
Теперь Мона с горечью понимала, что он сделал это нарочно. И добился именно того, чего хотел.
Если бы у нее хватило смелости встретиться с Бретом и обо всем спросить прямо, она узнала бы правду.
Но у Брета не было для нее времени, и Мона решила, что она для него ничего не значит. Гордость одержала верх и заставила ее уйти.
— В тот вечер я приходил снова, — после минутной паузы негромко сказал Брет, — но ты уехала с Хаббардом. Он привез тебя очень поздно. И тогда я понял, что все безнадежно… В то время соперничать с ним мне было не по плечу. Я не мог осуждать тебя за то, что ты не хочешь ждать, пока у меня появятся деньги…
— Разве мне были нужны твои деньги? — гневно прервала она. — Я хотела только одного: чтобы ты иногда был со мной. Но тебе было не до меня. Работа превыше всего!
Именно это и явилось главной причиной их разрыва. Если бы он не уехал с того приема…
— Да, я уделял тебе мало внимания, — скрепя сердце признал он. — Но тогда у меня не было другого выхода. Моя мать умерла, когда я учился па первом курсе Оксфорда. Это произошло совершенно неожиданно. Отец, который безумно ее любил, быстро сломался и начал пить. В то время на счете нашей компании было несколь-ко сотен миллионов долларов. Но отец быстро потерял интерес к делу и волю к жизни. Он наделал столько ошибок и принял столько неверных решений, что к окончанию мною университета компания «Роуд» катилась под откос. Но подлинную картину я узнал только после смерти отца от белой горячки. Наш дом был заложен, а фирме грозило банкротство. Поскольку дом приносил одни убытки, я избавился от него и поселился в самой дешевой квартирке, которую смог найти. Чтобы спасти «Роуд», нужно было работать тридцать часов в сутки…
Сердце Моны заболело так, словно в него всадили нож. Почему он не сказал этого сразу? И зачем говорит сейчас, когда стало слишком поздно?
— Если бы ты хотя бы намекнул, почему так много работаешь, я поняла бы. Но ты и словом не обмолвился.
— Я старался держать это в секрете. В торговле недвижимостью все строится на доверии. Достаточно намека на то, что фирма испытывает трудности, и ты пропал.
— Но со мной-то ты мог поделиться?
— Я долго думал и в конце концов решил этого не делать. Ты работала на «ЛФГ» и могла оказаться меж двух огней… — Мона покачала головой, но он продолжил: — К тому времени ты знала, что Хаббард согласился частично финансировать большое строительство на Глостер-стрит…
Это было утверждение, а не вопрос, но она ответила:
— Да.
— Я вложил в этот проект все, что у меня осталось. Пошел на авантюру, но я знал: если дело выгорит, это будет первым шагом на пути к восстановлению моей компании. Однако я знал и другое: стоит Хаббарду почуять, что дело рискованное, как он откажется от сделки и тогда пиши пропало…
— Если бы ты верил мне… если бы поделился…
— А разве это могло что-то изменить? — перебил он ее.
— Да, могло. — И не что-то, а все, подумала она.
Знай Мона правду, она бы горы свернула для него. Терпеливо ждала бы сколько нужно. Но понимание пришло слишком поздно. Она попала в ловушку, выхода из которой не было. Ее сотрясла дрожь.
— Холодно? — спросил Брег.
— Немножко.
— Ты побледнела и похудела, — не отставал он. — Болела?
— Нет. — Болела, но не так, как ты думаешь.
— Тогда что с тобой?
Внезапно разговор принял опасное направление.
— Ничего, — быстро ответила Мона, поднялась и напряженно сказала: — Мне пора.
Брет слегка сжал ее запястье и удержал.
— Кула тебе спешить? Еще рано.
По заведенному обычаю Рик завтракал в постели и хотел, чтобы она сидела на кровати и ела с ним вместе.
— Если Рик проснется, то будет ждать меня к завтраку.
— Завтрак в постели, верно? Очень мило! — Увидев, что у Моны порозовели шеки, он ядовито добавил: — Любой на моем месте решил бы, что вы спите.
— Брет, пожалуйста, — взмолилась Мона. Он поднялся и навис над ней как башня.
— Отлично. Мы пойдем вместе.
— Не надо! — быстро попросила она.
— Почему? Потому что он соскучился и ждет у дверей?
Когда Мона промолчала, Брет выпустил ее руку, бросил на стол несколько долларов, обнял ее за талию и повел к дверям.
Город зевал и потягивался, пробуждаясь к жизни.
Пока они шли по пустынному тротуару, Мона так остро чувствовала его близость, что ей изменило самообладание. Ее защитная броня оказалась весьма хрупкой.
Осознание того, что Брет все же любил ее и что оба они лишились счастья в результате нелепого стечения обстоятельств, жгло Моне душу.
Пока он ие уйдет, придется держать себя в руках и избегать дальнейших неприятных вопросов. Приняв это решение, она придала беседе новое, менее болезненное направление.
— Давно вернулся?
— Полтора месяца назад. — Брет криво улыбнулся и добавил: — Похоже, я многое упустил. Хотя я люблю Англию и долго прожил там, но привык считать домом Филадельфию. Разлука с ней казалась мне вечностью.
Почти год… Да, за такое время многое может измениться. И тут Моне пришло в голову, что Брет мог завести новую связь. Мужчина он горячий, а в Штатах и в Англии хватает сговорчивых женщин. Достаточно одного взгляда этих чарующих глаз и медленной лукавой улыбки… Он мог даже жениться. Конечно, мог. Сама не зная почему, Мона была уверена, что Брет склонен к семейной жизни, а мужчине с такой внешностью и обаянием найти себе жену ничего не стоит.
