Обычно очень общительный, после несчастного случая Рик не хотел никого видеть, кроме сестры Ивлин и зятя Паоло.
Не желая показываться на людях в «этой проклятой штуковине», Рик практически не выходил из дому, изменяя этому правилу лишь для ежедневных прогулок в автомобиле. По той же причине он никого не приглашал к себе.
День рождения Рика (в следующую субботу ему должно было исполниться тридцать три) отмечать не собирались. Однако хорошая новость и совет Ивлин заставили Рика начать строить планы относительно уик-энда в «Голубой лагуне». Так называлась вилла Рика на Лонг-Бранче.
— Сколько народу ты собираешься пригласить? — спросила Ивлин.
— Человек двадцать с ночевкой. Навернем нужно предупредить миссис Моррис. Плюс кое-кто из соседей придет в субботу вечером…
— Вот и отлично. Мы с Паоло будем жить неподалеку, в «Коулд-крик», так что можешь предоставить все приготовления мне. Я поговорю с миссис Моррис, обзвоню гостей и договорюсь с поставщиками. Надо будет заказать побольше шампанского. Такую новость грех не отпраздновать!
Что же касается Моны, то вердикт врачей стал для нее настоящим даром небес. В глубине души она боялась, что Рик больше никогда не сможет ходить, Облегчение было так велико, что она не выдержала и расплакалась от счастья.
Однако чувство, пришедшее ему на смену, было куда менее приятным. На то у Моны были личные причины. После обещания почти полного выздоровления перед ней замаячила перспектива близкой свадьбы.
Рик уже поговаривал о начале октября, и Мона чувствовала себя загнанной в угол.
Иногда во время таких побегов ей приходило в голову: может, уйти и не вернуться?
Впрочем, это была всего лишь мечта.
Если не считать кормежки и бесплатного жилья, она работала на Рика бесплатно. Он никогда не давал Моне денег, словно боялся, что финансовая независимость позволит ей уйти.
Когда в один прекрасный день Мона тихо сказала, что ей нужно купить кое-какие мелочи, он ответил:
— Покупай все, что хочешь. Пусть запишут на мой счет. — После чего она зареклась покупать что-нибудь, кроме самого необходимого.
То, что у нее не было ни жилья, ни денег, не пугало девушку, но невозможность уйти заставляла Мону чувствовать себя пленницей, закованной в цепи…
Одинокий бегун давно исчез, и вокруг не было ни души. Погруженная в свои мысли, Мона добралась до купы деревьев и, как всегда, свернула на боковую дорожку.
Но стоило девушке оказаться на тропе, как! неожиданно перед ней вырос высокий мужчина, словно подкарауливавший ее. От Неожиданности у Моны вырвался слабый крик.
— Все в порядке, — быстро успокоил ее мужчина. — Вам нечего бояться.
Этот голос, низкий и чуть хрипловатый, она узнала бы всегда. Ради него она встала бы из могилы.
Испуг сменился потрясением, столь сильным, что голова у нее закружилась, ноги под-1 косились и еще немного — и она грохнулась бы в обморок.
Видимо, он это заметил, потому что протянул сильные руки, схватил ее за плечи, удержал и помог сохранить равновесие.
— Брет!
Он почти не изменился. Может быть, слегка осунулся, но мужественность и физическая сила остались при нем. Грудь и плечи были такими же широкими и мощными. Таким же осталось и худое лицо с решительным раздвоенным подбородком, прямым носом и высокими скулами. Вот только красиво вылепленные губы окружали морщинки боли и разочарования.
Глядя в темно-синие глаза с пушистыми ресницами, черными как сажа, она ошеломленно спросила:
— Что ты здесь делаешь?
Показав на свой черный тренировочный костюм и ленту вокруг головы, Брет лаконично спросил:
— А как по-твоему?
Она знала, что раньше Брет бегал трусцой. Не это ли отложившееся в подсознании воспоминание заставило ее по утрам выходить в Рид-ли-парк?
— Но я думала, ты в Англии, — пробормотала она.
— Пришло время вернуться и посмотреть, что делается в Филадельфии. — Не меняя тона, он спросил: — Как там Хаббард?
Гадая, слышал он об аварии или нет, Мона выдавила:
— У Рика все хорошо.
— Читал, что «Лондон-Филадельфией труп» за последний год получила большую прибыль, — иронически заметил Брет.
Он потянулся к ее левой руке и внимательно рассмотрел великолепное кольцо с бриллиантами.
— А обручального нет? — Нет.
— Почему? Хаббард был от тебя без ума.
— Ничего не изменилось.
— Тогда отчего задержка? Вы же обо всем договорились еще прошлым летом. — Когда Мона ничего не ответила, он ядовито добавил: — Должно быть, сейчас, когда его счет вырос еще на несколько миллионов, ты абсолютно счастлива.
— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, — сдавленно ответила она.
— Аи, брось!
— Мне все равно, сколько у него миллионов.
— Да ну? А я думал, что совсем не все равно.
— Ты ошибся. — А затем она беспомощно пролепетала: — Не знаю, почему ты так думал…
— Прости за напоминание, но стоило появиться малому с кучей денег, как ты меня бросила.
— Ничего подобного! — гневно ответила Мона. Неужели Брет обииняет в разрыве ее?
— Тем не менее я уверен, что все сложилось бы по-другому, если бы я мог тратить на тебя столько же, сколько он.
Мона заскрежетала зубами, протиснулась мимо Брета и пошла дальше.
Он повернулся и зашагал рядом.
— Похоже, мы встретились в неподходящий момент. Когда я переехал в деловую часть города, мне и в голову не приходило, что я могу влюбиться…
Пусть говорит что хочет. Он никогда не любил ее.
Мона повернулась к нему и решительно сказала:
— Мне пора.
Брет снял со лба ленту, сунул ее в карман, провел рукой по волнистым черным волосам более коротким, чем год назад, — и небрежно предложил:
— Давай я угощу тебя кофе. Тут за углом есть бар. Он открывается в шесть.
Сердце Моны предательски дрогнуло. Она готова была согласиться, но быстро опомнилась. Это было слишком опасно. Рик может в любую минуту проснуться и хватиться ее. Если это случится, возникнут проблемы, которые ей совершенно ни к чему. Даже если все пройдет спокойно…
Она покачала головой.
— Я должна вернуться.
У Брета блеснули глаза. Он сменил тактику.
— Что ж, отложим. Но я все равно не отпущу тебя, пока мы не поговорим.
Говорить с ним Моне хотелось меньше всего на свете, однако она по опыту знала, что в таком настроении Брет неумолим.
— Ладно… Но только недолго.
Не слишком веря в ее внезапную капитуляцию, Брет взял Мону за руку и повел обратно.
Бар уже работал. Бегуны в тренировочных костюмах заняли половину высоких табуреток у стойки.
