Стоматологом оказался молодой мужчина с абсолютно седыми волосами, больше походивший на модель, чем на доктора. Когда Агнесс вошла в кабинет, в его глазах на мгновение мелькнул интерес. Но миг этот был кратким. Было видно, что пациентка не заинтересовала его как женщина. В его глазах так и читалось: ты, конечно, не дурнушка и не какая-нибудь бегемотиха. А как раз напротив: милая, миниатюрная девушка. Но чего-то в тебе недостает. Нет в тебе огня, нет волшебства. Ты — обычная. И с такими ужасно скучно проводить время. Все это задело Агнесс.
Записав данные своей пациентки, доктор попросил ее пересесть в кресло. На нагрудном кармашке его халата, надетого на голое тело, висел бейджик «Барс». Агнесс удивилась: это странное имя необычайно подходило красавцу-стоматологу. Он действительно имел некоторое сходство со снежным барсом — такой же красивый, сильный и грациозный. И такой загадочный.
Агнесс непременно увлеклась бы им и несколько ночей потом только и мечтала бы об этом Снежном Барсе. Но ее сердце и мысли были заняты Улавом Йортом, а значит, никаким красавцам-стоматологам там не было места. Агнесс готова была принадлежать своему избраннику и душой, и телом.
Осмотр завершился довольно быстро. К радости Агнесс, доктор Барс не нашел у нее ни малейших намеков на кариес. И даже это сообщение она выслушала, думая о его пользе для Улава. Когда-то давно Агнесс слышала, что кариес заразен и может передаваться при поцелуях. Но зубки у нее в полном порядке, а значит, ее «Котику» ничего не грозит. Мысль, что у самого Улава может быть кариес, даже не мелькнула в голове у Агнесс. Улав идеален — и в этом нет никаких сомнений!
Вторым кабинетом, куда отправилась Агнесс, был кабинет гинеколога. Там ее встретила высокая, полная женщина, с надписью «Астрид» на бейджике. Как выяснилось, весьма неразговорчивая. Закончив осмотр, она сказала только одно слово:
— Поздравляю.
— Что? — Агнесс приподняла брови. Может быть, она ослышалась?
— Поздравляю, — повторила Астрид. — У вас будет ребенок.
Агнесс пошатнулась, словно от удара. С ее губ снова сорвалось это глупое «Что?», — и больше не вылетело ни звука. Язык присох к нёбу, ноги вдруг стали ватными.
Врач поняла, что поторопилась с поздравлениями — у ее пациентки явно был шок.
— Не волнуйтесь, с вами все будет в порядке. — Астрид попыталась как-то ее успокоить.
— Этого… не может… как же… — выдавила Агнесс, ощущая, как пол уходит из-под ног.
Перед тем как потерять сознание, младшая из сестер Лавранссон вдруг ясно и остро осознала, что ее одиночество кончилось — потому что внутри нее зародилась новая жизнь.
Сигурни провела бессонную ночь. Она думала и думала, не зная, что сказать Альфу… не зная, как сказать…
Вчера вечером он вернулся из мастерской в страшном и непонятном ей раздражении. Накричал на малышку Кари за то, что она слишком шумела, играя в свои любимые кубики. И, достав из домашнего бара бутылку коньяка, выпил сразу половину. А после что-то бурчал про Улава-пройдоху. Когда Альф произнес имя Йорта, сердце Сигурни ухнуло куда-то вниз, а во рту появился противный сладковатый привкус страха. Она невольно замерла, едва не выронив чашку с чаем. Но Альф ничего не заметил, продолжая пить.
— Ты знаешь, Сигурни, — сказал он, глядя на нее своими волшебными с поволокой глазами. — Я ведь всегда любил тебя больше всех…
Больше всех? Значит, Фройдис, как всегда, права? Но услышать о грехах мужа от сестры — это одно, а от него самого — совсем другое. О грехах? О каких таких грехах? Ведь Альф, по сути, ничего не сказал! «Больше всех»! Мало ли что он имел в виду! Да и какая разница? Вспомни, сколько ты сама ему изменяла!
Сигурни покрылась легким румянцем, ощущая, как пульсирует в висках разгоряченная кровь. Альф это, конечно, заметил — он всегда видел, когда она краснела, — но воспринял по-своему. Он встал с кресла и, покачиваясь, подошел к дивану, где она сидела. Сел рядом, положил руку ей на плечо и притянул к себе. Сигурни напряглась. Бросила взгляд на настенные часы. Поздно. Фру Бьернсон ушла. Дети спят. И Альф рядом… пьяный… Ей вдруг стало страшно.
— Да, Сигурни. Я всегда любил только тебя. А все остальные — это так — обычные девки, с которыми перепихнешься и сразу забудешь. А ты, Сигурни, ты… чудо! — Он крепче прижимал ее к себе, продолжая говорить.
Еще никогда она не видела Альфа настолько пьяным. Видимо, он принял еще до прихода домой, и немало. Его потянуло на откровенность, и он рассказывал ей все подробности своей тайной жизни, о которой она лишь догадывалась, но предпочитала не думать об этом. Да и зачем? Когда она была молоденькой, наивной дурочкой, влюбленной в мужа до безумия, — эти мысли сначала ранили ее, оставляя на сердце незаживающие рубцы. Потом ей было просто неприятно. Позже пришло разочарование и безразличие. А сейчас Сигурни чувствовала омерзение. Омерзение к этому падшему, опустившемуся человеку, который является ее мужем. Плечо в том месте, где его все сильнее сжимала рука Альфа, горело, как от кипящего масла. Ей стали противны его широкие синие джинсы, вечно заляпанные краской. И эти растянутые свитера. И неизменная двухдневная колючая щетина, из-за которой нежная кожа на ее красивом лице так часто раздражалась и почесывалась. И морковный сок, который он выпивает каждое утро. И кисти. И мольберты.
— …и твоя старшая сестра, — донесся до Сигурни его пьяный голос, — такая же шлюха, как все остальные!
Это стало последней каплей. Она скинула его руку и встала.
— Не смей оскорблять Фройдис!
— Я и не оскорбляю. — Альф тоже встал. — Я говорю то, что есть.
— Кто дал тебе право так говорить о моей сестре?! Ты…
Альф расхохотался и двинулся на Сигурни:
— Кто дал право? Я! Я сам дал себе это право! И она! Сама Фройдис дала мне его!
Сигурни пятилась от Альфа, испуганная полубезумным огнем, сверкавшим в его глазах. Опять мелькнула мысль: «Поздно. Дети спят». Они и так боятся отца. Он продолжал идти на нее. Сигурни все отступала, пока не уперлась спиной в стену.
— Твоя сестра — шлюха! Я бы с удовольствием придушил ее… но моя репутация мне дороже!
Он снова рассмеялся. Попытался схватить Сигурни за плечи, но она отшатнулась в сторону.
— Не прикасайся ко мне! А то… — Сигурни беспомощно озиралась по сторонам. Никогда еще ей не было так страшно, как сейчас.
Альф сделал рывок и схватил ее. Дыхнул в лицо. Резкий запах перегара накатил на Сигурни. И опять: «Дети спят. Если они увидят…» Ей стало еще страшнее.
— А ты, Сигурни, — прошипел Альф, — ты защищаешь ее, чудо мое!.. Ну конечно! Ты такая же, как она! — Альф рванул ее блузку, и пуговки блестящими звездочками застучали по полу. — Я же просил тебя одеваться скромнее! А ты, как и твоя драгоценная сестра, не носишь белья!
