из овощей, – что есть. Гостей не ждал. Может, окрошки?
– Этого хватит, – Яна опустошает еще один бокал, – а знаешь, ты ведь один меня такую терпишь, не орешь, не отчитываешь. Почему?
– Это что-то бы изменило? – понимающая полуулыбка скользит по ее губам.
– Я хочу танцевать, включи музыку, – внезапно произносит она. Выполняю ее просьбу, наблюдая, как она сбрасывает кофту и начинает танцевать. Медленно, соблазнительно, с какой-то отрешенностью и грешностью. На ней помимо кожаных шорт лишь шелковая вещица в виде майки, под которой нет белья, она танцует посреди моей кухни, и это эффектное зрелище. Подойдя ко мне, сбрасывает одну бретельку, а следом вторую, маячка струясь, падает на пол, заставляя меня разом опустошить бокал. Она же подходит ближе, и я не могу удержаться, привлекаю ее к себе, с жадностью скользя губами по ее животу, груди, пьянея от каждого прикосновения больше чем от алкоголя. Мне ее мало, всегда мало, даже сейчас когда она рядом. Стоит прикоснуться к ней, башню срывает. Усаживаю ее к себе на колени. Быстрыми, отрывистыми поцелуями покрываю ее шею, тяну за волосы, заглядывая в ее затуманенные глаза. Какая же она красивая, да я душу дьяволу готов заложить только бы рядом осталась! Расстегиваю ее шорты и ласкаю ее, то быстро, то сбавляя темп, подводя к грани и не давая разрядки, ее стоны с каждой секундой становятся больше похожи на скулеж – музыка для моих ушей.
– Глеб,я не могу больше, пожалуйста, – она отзывается на каждое движение моих пальцев в ней, мне стоит лишь ускорить темп и нажим, чтоб довести ее до безумия, что я и делаю. Чувствую ее дрожь, она извивается в моих руках, кричит, запрокидывая голову, так громко и сладко. Не отпускаю ее, пока стенки лона не начинают ритмично сокращаться. Вытаскиваю пальцы, провожу ими по ее губам, она незамедлительно втягивает мои пальцы в свой рот, слизывая собственную влагу. Мои тормоза от этого окончательно срывает, впиваюсь в ее губы, сплетая наши языки, немного ее потеснив, приспускаю домашние штаны и вхожу в нее одним толчком. Яна сдавлено вскрикивает, но тут же сама поддается бедрами. Не давая опомниться, хватаю ее за шею, тяну на себя, не отрываясь от ее губ, пожираю каждый ее стон, не прекращая грубо, жестко в нее входить. Она заставляет плавиться мой мозг, превращает мою кровь, в обжигающую лаву, струящуюся по венам, высунув свой проворный язычок, проходится им по моей шее, кусая за мочку уха. И эта ее незамысловатая ласка как удар током в каждую клетку тела. Она не уступает мне, мы смотрим, друг другу в глаза деля на двоих дыхание, продолжая двигаться в бешеном ритме, и оба срываемся на стон, почти одновременно падая в собственную бездну безумия, резко выхожу, кончая на ее живот. Яна замирает, еще немного вздрагивая, мы тяжело дышим, но не размыкаем рук, держим друг друга в объятьях и молчим. Сердце все еще заходится в груди как после трехкилометровой дистанции.
Наш забег повторяется в душе, а после в спальне.
– Глеб… – произносит с придыханием, едва отдышавшись.
– Мм?
– Хочу еще.
– Не выспишься. Уже почти утро.
– Да и плевать. Ты мое лекарство Глеб, – она приподнимается, смотря в мои глаза, – я лечусь тобой.
– Оригинальный выбор болеутоляющего, – сказанное неприятно царапает изнутри.
– Но очень верный, – осторожно прикасается своими губами к краю моего рта, нежно целует, скользя своим язычком. Пробирает до нутра. Я уже только за этот поцелуй, готов ей простить все, любые слова.
Спустя час, я лежу на кровати, наблюдая, как Яна танцует, в ее руках открытая бутылка вина, а на ней самой только моя майка на голое тело, она самозабвенно отдается танцу, периодически припадая к горлышку бутылки делая очередной глоток. Понимаю, что она надирается, но не останавливаю. Пусть выпустит пар. На часах почти утро, но плотно задернутые шторы не пропускают солнечный свет в комнату. Продляя наше сумасшествие, и мое наслаждение. Наконец, ей надоедает, и она падает на кровать, подпирая рукой голову и заглядывая в мои глаза.
– Глеб.
– Мм?
– А женись на мне. Яна Николаевна Чернова, по-моему, неплохо? А?
– А по-моему, ты просто пьяна.
– Я же нравлюсь тебе.
– Так, я этого не скрываю.
– Ты влюблен в меня?
– А сама это до сих пор не поняла?
– Давно?
– Какая разница?
– То есть любишь настолько, чтобы трахнуть, но не настолько, чтобы жениться.
– Ян, – тяну ее за руку, заставляя лечь на мою грудь, – давай это обсудим, когда проспимся, потому что если я дам ответ, то свое решение я уже не изменю и включить заднюю тебе не дам.
– А я и не собираюсь отказываться от своих слов, – она целует меня, даря этим такую желаемую мной иллюзию. Переворачиваю ее, нависая сверху, пропитываясь до кончиков пальцев ею, порами кожи вдыхаю ее запах, уверен, что утром она сделает вид, что ничего не помнит, и я ей подыграю, но все равно не отпущу от себя, уже не смогу отпустить. И ей придется с этим смириться.
Просыпаюсь медленно и мучительно, даже не представляю который сейчас час судя по солнцу, что пробивается сквозь щель между шторами день в самом разгаре. Еле отрываю голову от подушки и, завернувшись в простыню, плетусь в сторону кухни на запах кофе.
– Утро доброе, – Глеб, стоит у плиты, разбивая на сковороду яйца, в отличие от меня он бодр и активен.
– Доброе. Сколько сейчас времени?
– Торопишься? – и нескрываемая ухмылка касается его губ.
– Нет. Просто интересно, давно столько не спала.
– Три.
– Оу.
– Кофе?
– Ага, если несложно.
– Может, сама сваришь? Вживешься заодно в роль жены и хозяйки, – и он бросает на меня испытывающий взгляд, словно оценивает мою реакцию. Провокация или прощупывание почвы? Поднимаюсь, придерживая простыню одной рукой, и включаю кофе машину.
– Если это был намек на мое вчерашнее предложение. То он был слишком явный. И да, я не передумала. Лишь жду твоего ответа Чернов.– Беру чашку с горячим кофе и сажусь за стол.
– Считай, у тебя есть мое согласие, но с одним
