Адриан подступает ближе и приглаживает прядь волос, которую я только что так активно взбивала. Склоняется, затягиваясь воздухом. Смещает ладонь мне на спину и проезжается вдоль позвоночника.
Резко отстраняется.
– Я уехал до вечера. Приготовь борщ и будь хорошей девочкой.
Ошарашенно разворачиваюсь, успевая заметить лишь удаляющийся с кухни затылок. Пытаюсь понять, что произошло.
Он снова лапал меня, а я молчала, как будто язык отрезали.
Бесит.
Кровь вскипает, лицо горит пламенем. Бесит, что его прикосновения, даже абсолютно лишённые сексуального подтекста, вызывают в моей душе такую разрушительную бурю.
Пожар.
Не испытывать к Адриану Макрису ровным счетом ни-че-го – это то, что я старательно, каллиграфическим почерком выводила бы в письмах Деду Морозу и Санта-Клаусу, вместе взятым.
Конечно, если б была настолько глупой, чтобы верить в эту новогоднюю чехарду…
Глава 12. Вера.
– Что опять с настроением? – спрашивает Адриан, нехотя отрывая взгляд от дороги.
– Прости, улыбаться через силу буду только при зрителях, – отвечаю сквозь зубы.
Уровень моей злости скоро достигнет апогея и тогда… я перестану быть примерной содержанкой. Вылью своё негодование прямиком в его самодовольное лицо.
Клянусь, так и случится.
С силой сдавливаю ремень кожаной сумки.
Адриан на полном серьёзе не выпускает меня из своего дома.
Вообще!
Ни в магазин, ни в квартиру. Даже слышать об этом не хочет.
Макрис просто псих… в стадии обострения. Он должен подружиться с моим Олегом, потому что только психиатр в силах ему помочь.
– Веди себя, естественно. Не нервничай, – приказывает Адриан. – И не груби мне при посторонних, Вера.
Фыркаю, закатывая глаза. Будет трудно, конечно.
Изображать из себя влюблённую в него дурочку? Вот чего мне не хватало для полного счастья. После отпуска, конечно…
– Я серьёзно, – продолжает Адриан нотацию. – Камиль Рустамович – мужчина, придерживающийся восточных традиций. Он просто не поверит, что я могу жить с женщиной, которая выливает на меня борщ за невинную шутку.
– Невинную шутку? – округляю глаза, тяжело дыша. – Ты сказал, что мой борщ чуть-чуть вкуснее того, что пробовал в придорожном кафе. А я возилась с ним полдня! Ты знаешь, сколько стоит час журналиста Веры Стояновой?!
Впиваюсь глазами в его лицо.
– Я сказал правду, – улыбается Адриан добродушно, чем неимоверно бесит. – Если правда тебе не нравится, Вера, она от этого не становится ложью. Прости.
Отпускает руль на секунду, чтобы развести руки в стороны, изобразив недоумение.
– Ой, – морщусь. – Ты просто не знаешь, что такое такт.
– Если называть тактом умение льстить и говорить неправду, то ты права. Я не знаю что это.
– Рад, что ты повеселилась, – ворчит он, снова переводя взгляд на меня.
Замираю на мгновение, чтобы вспомнить выражение его обычно невозмутимого лица, когда я опрокинула на него тарелку. Слава богу, суп в ней к тому времени уже остыл, но белая футболка в одну секунду превратилась в розовое месиво.
Брр.
Это было эпично.
Поднимаю голову в потолок, чтобы не рассмеяться от всей души. Очень весело. Маленькая месть за моё заточение по одной его прихоти.
Сначала я думала, он сделал это, чтобы вернуть меня. Потом подозревала, что просто хочет со мной переспать. Секс между нами всегда был первоклассным.
Приходится поёрзать на сидении.
Так вот, эта мысль тоже отпала. Потому что за три ночи, Адриан не пришёл ко мне ни разу. И теперь я вообще ничего не понимаю… Для того чтобы разобраться пора бы действительно наладить с ним общение.
– Что… правда, невкусно? – осматриваю идеальный профиль с надеждой, закусываю нижнюю губу.
Применяю все артистические данные, которые имеются в моём женском арсенале. Адриан посматривает. Зелёные глаза снижаются к распахнутому белому пальто и как по трамвайным рельсам съезжают до колен, обтянутых чёрными чулками.
– Есть над чем поработать, Вера, – отвечает он с неохотой, имея в виду, конечно, борщ.
– Совсем-совсем есть невозможно было? – умоляюще интересуюсь.
Адриан снова ездит глазами по намеченному маршруту. От этих манипуляций моё тело загорается, как факел.
– Когда я добавил соль и перец, стало сносно, – выговаривает с усмешкой.
Громко хмыкаю и хлопаю в ладоши.
– И всё-таки ты умеешь врать, Адриан! И льстить. Борщ был отвратный, – соглашаюсь. – Я переварила картофель и поздно закинула капусту. Она получилась жёсткой. А ещё, кажется, переборщила с уксусом…
– Если ты сейчас скажешь, что случайно сыпанула туда стирального порошка, то я начну быть тебе благодарным за опрокинутую тарелку… – иронично улыбается, – и мою помятую гордость.
– Ах вот в чём дело? – выговариваю и деловито поправляю подол. – Просто задета твоя гордость, Андрей.
Поглядываю на него из-под опущенных ресниц. Ему безумно идёт черный цвет, в который он оделся с ног до головы. Особенно водолазка из тонкой шерсти…
– Конечно, – легко пожимает плечами. – Гордость у меня тоже есть, Вера, хоть для тебя это и новость.
Приоткрываю рот для ответа и тут же его захлопываю, потому что своими словами он отпинывает меня в прошлое. И последнее замечание сказано с определённой целью. Чтобы я вспомнила обо всем и одновременно забыла… Потому что как раньше уже не будет.
Он больше меня не любит.
Значит, точно не будет… как раньше.
Затягиваюсь мятным салонным воздухом и оставшуюся часть дороги провожу молча. С интересом разглядываю, как меняется за окном пейзаж. Ровные узенькие улочки с аккуратными домиками остаются позади и вот перед нами уже огромные двухэтажные особняки, спрятанные за высокими металлическими заборами.
Сжимаю руки, пытаясь справиться с эмоциями.
Я не какая-нибудь героиня третьесортного любовного романчика и прекрасно понимаю, что в доме Умаровых будет подготовлена лишь одна спальня для нас двоих. По этому поводу я решила не закатывать глаза и не устраивать дешёвых истерик. Не требовать ещё одну комнату. Не создавать баррикад из подушек вдоль матраса. И уж тем более уходить спать с клетчатым пледом в тесное кресло, я не собираюсь.
Равнодушные женщины так себя не ведут.
Я это точно знаю.
Равнодушные женщины даже на мало-мальской раскладушке спят с чужим мужчиной спокойно. Отвернувшись к стенке и сладко зевнув напоследок.
Вот на это я себя и настраиваю.
Скучающий вид. Полное безразличие. И максимальная отстранённость.
Три кита, на которых будет построена моя защита от его мужского обаяния, которое я, слабачка, впитываю как губка.
– Кажется, это здесь, – бормочет Адриан, пытаясь разобраться с навигатором. – Кто у вас придумал так называть улицы? – психует. – А ещё говорьят, что русскьий йазык самый богатый. На улицы слов не хватьило…
Тихо посмеиваюсь и вчитываюсь.
– Улица Воинов-Интернационалистов, – проговариваю одной скороговоркой.
Обожаю свою дикцию. Работала над ней несколько лет с лучшими преподавателями.
Удостаиваюсь восхищённого взгляда. То-то же!
– Сшит колпак не по-колпаковски, вылит колокол не по-колоколовски, надо колпак переколпаковать, перевыколпаковать, перевыкалпоковать, переколпаковать, – быстро тараторю.
– Остановись, женщина, – хмурится Адриан, снова уставляясь в навигатор. Только теперь уже улыбается. – Не хочу вести тебя обратно в город, в больницу, с переломом языка. Мы только сюда добрались.
Прикрываю глаза ладонью и отчаянно хохочу. Внутреннее напряжение, как по волшебству, куда-то испаряется.
– Это здесь. Точно, – ещё раз кивает Адриан и, подъехав к воротам, настойчиво жмёт правой ладонью на клаксон.
Перед тем как очутиться на территории, ещё раз осматривает мои колени, затем подмигивает мне и произносит:
– Прошу тебя, Вер, не подведи. Купить этот прииск – моя главная жизненная задача, ради которой я вернулся в Россию.
