здорового ребёнка, — ухмыляется мне в лицо Алик. — Я тебя больше не буду беспокоить. Тем более, у тебя такая красивая сестрёнка… — похотливо тянет он, и я выкрикиваю в ответ:
— Нет! Не надо! Пожалуйста!
— Что не надо? — крепко держит он мой затылок, пока его ладонь гладит меня по груди. Стискивает её, ласкает.
Мне нужно тянуть время. До последнего. Это не должно случиться с Машей сегодня! А завтра я что-нибудь придумаю! Обязательно.
И надеваю на себя свою самую соблазнительную и порочную улыбку, какая заводит моего мужа, и шепчу ему:
— Сегодня ты должен остаться со мной, — и я сама тянусь к его губам, пока мои руки уже пробираются под его рубашку, скользят вниз, я начинаю расстёгивать ремень, и мой язык переплетвается с его ядовитым жалом. — Обожаю тебя, — шепчу я, нагибаюсь к его твёрдому торчащему члену и нежно целую его, покусывая, и слышу, как у Алика вырывается тихий стон.
— Так, да, — задаёт он мне темп.
Я так редко ему делаю минет, но сегодня как раз тот случай, когда мне любыми средствами его надо удержать рядом с собой. Во что бы то ни с тало. До самого утра.
— Какой он у тебя красивый. Твёрдый. Вкусный, — шепчу я, и снова заглатываю его шланг до самой глотки, и чувствую, как пальцы Алика судорожно сжимают мои волосы, и его член трахает и трахает мой ротик…
Мой страшный муж сладко спит, похрапывая, я проверяю: не проснётся ли он. Шевелюсь под его тяжёлой ногой, которой он словно придавливает меня, не давая убежать, уйти от него.
Но сегодня он получил всё, что хотел, и даже больше.
Всё тело моё ноет, но я надеюсь, что это никак не повредит моему будущему малышу…
Я выбираюсь тихо из постели и на цыпочках, бесшумно, пробегаю по мягкому ковру в свою гардеробную, и запираюсь там. Лезу на самую дальнюю полку, заставленную коробками с дорогущей обувью, и достаю свой заветный клад.
Вытаскиваю все свои свёртки, которые я копила все эти годы, и складываю их в свой рюкзак, подумав, беру свой телефон и складываю его в уже пустую коробку, которую снова задвигаю в дальний угол на прежнее место.
Достаю пару трусиков, пару чистых носков, пару простых незаметных футболок, надеваю на себя джинсы и толстовку с капюшоном, хватаю свой рюкзак: я готова.
Не дыша, боясь разбудить спящего монстра, прокрадываюсь на негнущихся ногах к выходу и толкаю дверь, медленно, миллиметр за миллиметром. Слышу дикий всхрап, у меня всё обрывается внутри, и я замираю, как гипсовая статуэтка.
Но, кажется, пронесло, Алик переворачивается на другой бок и машинально сжимает рукой подушку, притягивая её к своему боку, которую я предусмотрительно подсунула вместо себя.
Дверь уже открыта на ту самую узкую щёлочку, в которую просочится моё худое тонкое тело. Проскальзываю в неё, как ящерица, и так же осторожно, не дыша, миллиметр за миллиметром, прикрываю её за собой.
Смотрю на часы на стене в огромном холле: три часа ночи. Час влюблённых и воров. Я ни то и не другое. Мне просто надо спасаться. И спасти Машу.
Я буквально на крыльях взлетаю по лестнице на другой этаж и бегу в её дальнюю спальню, которую ей так предусмотрительно отвёл Алик: наверняка предвкушал с ней свои грязные утехи в дальней уютном уголке, скрытом от посторонних глаз.
— Маша, вставай! — шепчу я и трясу свою сестрёнку за плечо.
— Что, уже в школу?! — недовольно ворчит она, и я только шиплю её в ухо:
— Тихо, не кричи! Нам надо уходить! Срочно!
— Зачем? — удивлённо садится она в кровати и смотрит на меня.
— Так надо, мы в опасности. Ты в опасности, — очень серьёзно я говорю ей и смотрю прямо в глаза, положив ей обе руки на плечи. — Ты мне веришь, сестрёнка? — снова переспрашиваю я, и она, видимо прочитав страх и ужас в моих глазах, медленно кивает в ответ. — Ничего не спрашивай, я тебе всё объясню потом. Одевайся, — кидаю я ей на кровать её джинсы, футболку, и засовываю в свой огромный рюкзак ещё пару толстовок.
Всё остальное мы купим потом.
Я поворачиваюсь к Маше и ещё раз говорю ей:
— А теперь очень-очень тихо, как мышка, иди за мной к заднему входу, поняла? — и сестрёнка кивает.
И мы с ней отправляемся в последний путь из моего пустого холодного дома.
Который я ненавижу всей своей душой.
Мы выходим во внутренний дворик, и я оглядываюсь на тёмные окна. Пронесло. Пока не проснулся. Но времени у нас в обрез, и я командую Маше:
— А теперь побежали! Но только очень тихо! — и я ныряю в наши садовые кусты, стараясь не показываться на подъездной дорожке, ведущей к воротам.
У меня есть с собой ключ от дальней калитки, которую я открываю, выпуская за собой Машу, и навсегда захлопываю за собой на замок. И закрываю дверь в мою прошлую жизнь. Навсегда.
В моей ладони всё ещё лежит ключ, и я со всем размаха бросаю его через забор во двор. Не хочу ничего брать с собой.
Тут у Маши в кармане раздаётся пиликанье, и я вздрагиваю от неожиданности:
— Что это?!
— Мобильный, — пожимает плечами сестрёнка, и достаёт его из кармана, чтобы проверить сообщение.
— И это тоже, — вырываю я у неё из рук гаджет и отправляю его вслед за ключами за ограду, пока Маша ещё даже не успела опомниться.
— Ты что, с ума сошла?! — ошарашенно смотрит она меня.
— Да. Я сошла с ума, соглашаюсь я с ней, и, крепко обхватив её ладонь, уверенно веду за собой.
В новую жизнь.
Ещё нет и пяти утра, когда мы уже стоим на трассе, по которой проносятся миом фуры и машины.
Никаких легковых авто. Надо раствориться, скрыться, исчезнуть, и вот, проехав сто метров, у обочины останавливается огромный грузовик.
— Куда едете, девчонки? — весело спрашивает водитель, и я лишь отвечаю:
— На юг.
Сменяются фуры, водители, пейзажи за окном, а мы с Машей уносимся всё дальше и дальше от места, где мы родились, где мы провели детство, и где я прожила последние семь
