не вызвало удивления, что добрый старый друг семьи берёт в жёны маленькую девочку: он же так заботится о ней.
Буквально заваливает драгоценностями и подарками. Что ещё девчонке надо? Крепкое плечо. Широкая спина. И защита.
Защита от всего мира. И свободы.
Из моей памяти, как со дна древнего озера, вдруг всплывает картина:
— Ты была такая хорошая девочка сегодня, Тая. Не плачь, — протягивает он мне после первой нашей ночи бархатную коробочку. — Это для тебя. Открой.
— Что это? — поднимаю я на него свои удивлённый заплаканные глазки.
— Это тебе подарок от меня.
И детское любопытство берёт вверх над горем о потерянном, и я в предвкушении открываю коробочку, в которой на подушечке лежит крошечный золотой ангел-подвеска на цепочке.
— Дядя Алик, что это? — шепчу я.
— Ты мой ангелочек, надень его. Он будет тебя охранять и беречь, — и он сам застёгивает на моей тонкой детской шее цепочку с бесценным кулоном Cartie. — Больше не зови меня дядей Аликом. Просто Алик, — хищно улыбается он, и я закрываю ладонью ангелочка на своей груди.
Во и сейчас, пока я наблюдаю, как Машенька кружится перед моим мужем в моём шёлковом подвенечном платье, моя рука машинально ложится на ложбинку между грудей, где сейчас раскинул крылья крошечный золотой ангелочек…
— Что?! Ты собралась в кино? С мальчиком? — вдруг доносится сквозь мои воспоминания голос моего мужа, и я вижу, как он недовольно хмурится. — Ты слышишь, тая?! — кричит он мне через стол, и я вздрагиваю от его крика.
— А что тут такого? — отвечаю я. — Почему бы ей и не сходить в кино?
— Знаю я это кино. И что нужно мальчикам, — зло ухмыляется Алик, хищно поглядывая на Машу. И, смягчив свой голос, обращается уже к моей сестрёнке как заботливый дядя: — Пойми, мы тебя с Таей очень любим и беспокоимся о тебе. Поэтому я не хочу, чтобы ты одна ходила с какими-то там мальчиками куда бы то ни было.
— Но это не какой-то там мальчик, — вдруг кривит губы Маша, — это Петя.
— И сколько лет этому Пете? — поднимает одну бровь Алик.
— Ну, он немного меня старше… Пятнадцать, — нехотя отвечает Маша.
— Пятнадцать… — тянет мой муж, и я понимаю, чего именно он опасается.
Что моя тринадцатилетняя сестрёнка будет в темноте обниматься и целоваться с пятнадцатилетним мальчиком.
А ведь у него на неё свои планы.
Такие же, какие были и на меня в своё время.
Я сижу и судорожно соображаю, что же мне делать, и тут Алик с улыбкой произносит:
— Ты знаешь, Маша, у нас есть свой собственный домашний кинотеатр, и ты можешь пригласить сюда своих подружек. Кого захочешь, — и Машино лицо сразу светлеет
— Правда?
— Конечно, — улыбается он ей в ответ.
— Дядя Алик, ты самый лучший! — бесхитростно бросается ему на шею Маша, и у меня всё холодеет внутри, когда мой муж достаёт из кармана маленькую бархатную коробочку.
— Это тебе.
— Что это?! — в изумлении переспрашивает сестрёнка, не решаясь взять подарок.
— Открой, — улыбается ей мой монстр, и я уже знаю, что там лежит.
— Смотри, Тая, такой же как у тебя! — в восхищении смеётся Маша, доставая их коробочки крошечного золотого ангела на цепочке. — Настоящий Cartier! — восклицает она, и Алик предлагает:
— Давай я на тебя надену, — застёгивает он на её шее кулон. — Он будет тебя беречь и охранять, — и я понимаю, что эта цепь, которой он приковывает теперь обеих их нас к себе.
И вдруг неконтролируемый спазм снова скручивает мой живот и я, зажав ладонью рот, бегом вылетаю из комнату и мчусь в свою спальню, в ванную, и снова сгибаюсь над унитазом…
— Тебя тошнило? — возвращается в нашу комнату мой муж, и я лишь мотаю головой.
Как он только догадался?!
И тут острая догадка пронзает меня: Егор! Это он ему всё рассказал!
Теперь мне не скрыться. Не скрыть свою тайну.
— С чего ты взял? — стараюсь безразлично говорить я, щёлкая пультом телевизора.
— Потому что об этом нетрудно догадаться, малышка, — хватает он меня жёстко за волосы и тянет к себе. — Ты такая бледная. Зажала рот рукой. За кого ты меня держишь? — притягивает он моё лицо к своему, словно обнюхивая меня, как дикий хищник. — А может быть, ты наконец-то забеременела, малыш? — загораются адским светом его глаза.
Алик проводит своей рукой по моему плоскому животу, ощупывая его.
— Может ты наконец-то понесла, а? — шипит он мне в лицо, и я зажмуриваюсь от страха. И отвращения. — Как чудесно. Наконец-то. А то я уже устал трахать тебя, по правде говоря, — отталкивает он меня прочь, и я отлетаю в груду пуховых подушек.
И даже сейчас я машинально защищаю свой животик ладошками!
И Алик своим звериным чутьём замечает этот мой невольный жест и подползает ко мне:
— Так значит, я всё-таки прав? А, малыш?
И я лишь молча смотрю ему в глаза. Нельзя признаваться до последнего. Надо как-то выкручиваться. Спасать себя.
— Я не знаю, Алик, — опустив глаза, шепчу я.
— Зато я знаю, — вдруг начинает он ощупывать мою грудь, которое болезненно набухла в последнее время.
Его ладонь ползёт ниже и ниже, он задирает мою комбинацию и внимательно осматривает меня, словно может увидеть признаки беременности.
— Ну наконец-то! — берёт он мой затылок и прикусывает мою губу так, что я вскрикиваю от боли. — Я уже думал, что ты бесплодна, — ржёт он мне в лицо. — Это просто чудесная новость, малыш! Теперь у меня будет наследник, и две сестрички! — хрипло шепчет он мне на ухо, и я вся холодею от ужаса.
— Что ты задумал?! — кричу я в отчаянии.
Он не просто так вернул Машу из пансионата. Он не просто так подарил ей золотого ангелочка!
Это я во всём виновата, и я вдруг чувствую, как холодеет и тяжелеет низ моего живота, и я хватаюсь за него руками с расширенными от ужаса глазами.
— Теперь твоя работа — выносить
