его переспросить.
Да и он не скажет.
И я только киваю в ответ:
— Понимаю…
— Ну вот, поэтому я пока живу в ожидании встречи с той единственной, — уже с весёлой улыбкой поворачивается и смотрит мне в глаза Егор, и я не вижу в них и тени той печали, которая только что звучала в его голосе. И он добавляет: — Сестрёнка.
Ненавижу когда он меня так называет!
Никакая я ему не сестра!
И я только хочу высказать ему это всё в лицо, как вдруг Егор резко тормозит, и машина, качнувшись и встряхнув меня, останавливается, и я чуть ли не лечу в лобовое стекло.
Вся утренняя овсяная кашу вдруг переворачивается у меня в желудке, и я чувствую, что она сейчас выйдет из меня наружу.
— Тормози! — сдавленно шепчу я, показывая жестами Егору, чтобы он высадил меня на обочине, и он послушно паркуется.
Я вылетаю из авто и, не обращая никакого внимания на проносящиеся мимо машины, из которых на меня пялятся другие пассажиры и водители, встаю раком и выблёвываю на аккуратную клумбу всё содержимое своего желудка.
Весь свой непереваренный завтрак, мать его!
Как стыдно.
Но я не могу себя контролировать и остановиться и продолжаю стоять так, согнувшись в три погибели, и вдруг чувствую, как заботливые руки убирает назад мои распущенные свисающие волосы, и голос Егора, который успокаивает меня:
— Не торопись, Тая, всё будет хорошо. Ничего страшного, моя девочка…
И мне хочется разрыдаться от такой заботы и нежности! Со мной ведь так никто не разговаривал много-много лет!
И я чувствую, как его тёплая большая ладонь ложится мне на спину, поглаживая. И тепло разливается по всему моему телу, успокаивая меня…
Я поднимаю наконец-то то лицо вверх от клумбы, и Егор протягивает мне влажные салфетки. И я чувствую, как по моему лицу текут слезы, размывая его такой прекрасный образ…
— Что с тобой, Тая? — озабоченно спрашивает он. — Ты как?
— Да ничего, всё нормально, — вытираю я тыльной стороной ладони губы.
Чёрт, не хватало ещё, чтобы от меня воняло рвотой перед этим красавчиком! Да уж, такой он меня ещё точно не видел…
Гордиться нечем.
— Просто съела что-то не то… — бормочу я, стараясь не смотреть ему в глаза…
— Что?! Овсянку?! — недоверчиво вскрикивает Егор. — Я думал, ей невозможно отравиться.
— Как видишь, — бурчу я и иду к машине.
Плюхаюсь на сидение и жду, когда Егор вернётся.
— С тобой всё точно нормально? — недоверчиво переспрашивает меня Егор, заводя машину, и я лишь устало смотрю в окно.
Потому что холодное, как змейка, подозрение, проскальзывает в мою душу… Неужели… Блин, я же старалась пить эти таблетки… Я думала, они мне помогут… Это просто не может быть.
Потому что этого не может быть!
— Тебе точно не нужна помощь? — ещё раз спрашивает Егор, когда паркуется возле моего спортивного клуба.
— Да точно! — кричу я на него с нескрываемым раздражением. — Оставь меня в покое! Что ты ко мне вообще пристал? Меня что, не может стошнить?! Я не могу просто так отравиться?! — несётся из меня поток ругательств, и Егор лишь спокойно отвечает:
— Да что с тобой? Я просто хотел помочь. Сестрёнка.
— Какая. Я. Тебе. На хрен. Сестрёнка! Не смей меня так называть! — ору я на всю парковку, уже не пытаясь сдерживаться, и хлопаю со всей силы дверцей машины, закрывая её.
Хоть бы она на фиг помялась и отвалилась.
Я иду быстрым шагом ко входу, и только слышу, как за спиной бешено визжат шины об асфальт.
Уехал.
Ну и пусть катится.
А я сама захожу в холл и быстро набираю телефон своего гинеколога.
Этого не может быть. Этого не может быть. Этого не может быть.
— Ну что же, такое случается, — говорит мне мой врач, когда я смотрю в её сосредоточенное лицо, что-то изучающее на мониторе. — Поздравляю. Ты станешь мамой.
— Что? — еле шепчу я, не веря своим ушам.
Это не может быть правдой.
Это просто не может случиться со мной.
— Какой у меня срок? — побелевшими и задеревеневшими губами спрашиваю я своего врача.
— Примерно тридцать дней, — улыбается она мне. — Хочешь посмотреть? — и поворачивает монитор ко мне, где я вижу просо какое-то зелёное размытое изображение, совершенно ничего не понимая. — Видишь? — показывает она мне пальцем на крошечную пульсирующую точку. — Это сердечко. Оно уже бьётся.
— Что?! — у малыша уже есть сердце? И оно бьётся?!
Лучше бы она мне этого не показывала!
Потому что теперь, зная, что под сердцем у меня пульсирует крошечное существо, я не смогу избавиться от него. Никак.
Но и рожать от моего мужа-монстра тоже нельзя.
Что же мне делать?!
У меня кружится голова, меня снова тошнит, и я еле-еле слезаю с кушетки.
— Тебе нехорошо, Тая? — переспрашивает меня мой врач, и я лишь мотаю головой.
Мне надо отдышаться. Проветриться. Подумать обо всём.
Особенно о своей дальнейшей жизни.
Мне кажется, я окончательно увязла.
Выхода нет.
Его не может быть…
Я медленно бреду к выходу, глубоко задумавшись о своей навсегда изломанной жизни, как, не заметив высокий порожек, спотыкаюсь, и пошатнувшись, чуть ли не лечу на пол, но успеваю поймать равновесие.
И первое, что я делаю, это укрываю обеими ладонями свой животик!
— Всё хорошо, мамочка с тобой, — ласково шепчу я кому-то внутри меня, и понимаю, что я уже безумно люблю этого малыша, чьё крохотное сердечко бьётся, как маленький мотылёк в банке рядом с моим. — Я тебя никому не отдам. Не бойся, — успокаиваю я его, поглаживая свой плоский пресс, по которому никто бы никогда не догадался, что я беременная.
Выхожу на улицу, сажусь на лавочку и смотрю на спелое осеннее солнце, и чувствую, как по моим щекам струятся слёзы.
То ли отчаяния. То ли страха. То ли счастья…
Теперь я понимаю, откуда взялась это странная вспышка гнева, ослепившая меня. Но теперь как я всё объясню Егору? Да и надо ли. Единственное, что меня сейчас волнует, что об этом не должен узнать мой муж.
Хотя на что я
