— Я чуть не позвонила тебе, — произнесла Лиза, когда они шли по залитому солнцем тротуару, — чтобы сказать, что я передумала и сделка не состоится, но тут отец вызвал меня к себе и сказал, что уже виделся с тобой. Не знаю почему, но он решил, будто ты спасаешь журнал только потому, что знаешь меня. — Она криво улыбнулась. — Он сказал, что я поступила как сын, которого у него никогда не было. Если хочешь, считай меня полной дурой, но я не могла все ему рассказать. Тогда бы он опять не обращал на меня внимания или, хуже того, возненавидел бы меня.
Кровь застыла жилах Диего. Imbecil [7]! Конечно, она согласилась приехать не потому, что все еще любила его!
Лиза продала себя ему, чтобы заслужить одобрение отца.
Он ревновал Лизу к другому мужчине — ее собственному отцу. Гнев исказил его лицо. Горькое чувство вернулось обратно.
Все в одночасье изменилось. Ей казалось, что кто-то встряхнул калейдоскоп ее жизни, создав новый узор. Лиза была одета в светло-голубое шифоновое платье, которое для нее выбрал Диего.
Перемена произошла после того, как она объяснила, почему согласилась с его предложением. Посторонний человек вряд ли смог бы заметить что-то странное в поведении Диего. Но она была поражена до глубины души.
В тот день, после разговора в кафе, Диего шел по тротуару с таким видом, будто город и все, что в нем находилось, принадлежит ему. Он шествовал с высоко поднятой головой, с выражением высокомерия на красивом лице и был похож на человека, малейший каприз которого будет без замедления выполнен. Диего провел Лизу через стеклянные двери в модный бутик. Она чувствовала себя не в своей тарелке: слишком странно смотрелись среди роскоши магазина ее джинсы и ярко-розовый топ.
Диего, подозвав консультанта, развалился на обитом шелком кресле в стиле барокко и, придирчиво рассматривая дорогие модные наряды, которые ему показывали, время от времени одобрительно кивал.
Спустя два часа приятный молодой человек понес ворох шикарных коробок и сумок к машине Диего.
После позднего обеда, во время которого они мало говорили и почти ничего не ели, Лиза и Диего отправились в обратный путь к старому монастырю. Лизу охватило странное чувство, ставшее результатом холодной властности, которую она заметила в Диего. Ей показалось, что он принимает ее за марионетку, купленную им и созданную лишь для того, чтобы выполнять любую его прихоть. С другой стороны, Лиза не жалела, что рассказала ему все не только о своих отношениях с отцом и Беном, но и в первую очередь об истинной причине ее согласия на сделанное Диего предложение.
«Мне нужно было выпустить пар», — думала она, в одиночестве спускаясь по лестнице, ведущей в столовую. Диего тоже в тот день впервые показал свое истинное лицо. С тех пор как они снова встретились, их обоих мучили тайные мысли. И Лиза, и Диего безмолвно осуждали друг друга. После того как эти взаимные обиды были произнесены вслух, можно было надеяться, что им обоим станет легче.
Когда они вернулись, Мануэль отнес покупки в ее комнату. Диего сказал ей:
— Надень что-нибудь покрасивее. Сегодня мы вместе будем ужинать в парадной столовой, и я хочу получить удовольствие от моей собственности.
Его собственность!
Если бы он сказал это раньше, Лиза задрожала бы. Сейчас она понимала, что это большая удача для нее. Решив сделать так, как хотел Диего, Лиза выбрала это платье среди дюжин вещей, распакованных и аккуратно повешенных в шкаф женой Мануэля Розой.
Чтобы казаться повыше, она надела обтянутые светло-голубым шелком туфли на высоких шпильках, расчесала волосы и они рассыпались по ее плечам, как серебряный водопад. Лиза прихватила их с одной стороны маленькой заколкой из черного янтаря.
Он не сможет обвинить ее в том, что она чем-то оскорбила его. Хотя после того, как все будет кончено, Диего обязательно скажет, что она была для него лишь головной болью. Дальше так продолжаться не может. И сегодня Лиза надеялась убедиться в том, что все изменилось.
Раньше они ели в саду или в небольшой столовой. «Если он надеется испугать меня ужином в большом зале, то у него ничего не выйдет!» — подумала она, открывая тяжелую двойную дверь.
Столовая действительно впечатляла. Под куполовидным потолком горели металлические люстры. В украшенных фресками стенах были вырезаны узкие сводчатые окна. Лиза и Диего сидели на противоположных концах огромного стола.
Она удержалась от ехидного замечания о том, что разговаривать им придется с помощью переносных раций. Она прошла в залу, уверенно цокая каблуками по натертому до блеска полу. Диего поднялся с резного стула. В руке он держал стакан, наполненный, судя по всему, виски.
Выглядел Диего, как всегда, безукоризненно.
Он оценивающе осмотрел ее. Его глаза остановились на ее хрупких плечах. Затем взгляд Диего скользнул по выпуклости ее груди и стройным ножкам, казавшимся длиннее из-за высоких каблуков-шпилек.
Она с облегчением вздохнула, когда Диего одобрительно (или это ей только показалось?) кивнул головой. Он отошел к стоявшему около зажженного камина дубовому столу. Лиза замерла, когда увидела, что Диего идет обратно. В руках он нес обтянутую кожей коробку.
— Я не знал, что ты наденешь, но решил, что бриллианты подойдут ко всему, — сказал он.
Камни сияли холодным огнем на фоне поблекшего темно-синего вельвета коробки. Глаза Лизы округлились, когда Диего достал колье из белого золота с потрясающими бриллиантами и обошел ее, чтобы надеть украшение на шею.
Лиза вспомнила, что давала себе клятву оставаться спокойной в любой ситуации. Она попыталась вырваться и воскликнула:
— Я не хочу этого!
— А тебе никто ничего и не предлагает. Ты будешь носить его только сегодня вечером. Я получу ни с чем не сравнимое удовольствие от твоего совершенства.
Унижение, которому подверг ее Диего, причинило Лизе жгучую боль. Он отвел ее волосы и надел ей на шею ожерелье. Еще сантиметр, и он дотронулся бы до нее. Она боялась, что снова задрожит от прикосновения его сильных рук.
Справившись со сложной застежкой, Диего достал из коробки изысканный браслет, прекрасно сочетавшийся с колье. Он сказал:
— Семейные драгоценности, которые мать считает старомодными, хранятся здесь, в сейфе. Она иногда перебирает их, когда приезжает сюда с отцом, и говорит, что, если бы их не было, заняться в монастыре было бы совсем нечем.
Бриллиантовые сережки-гвоздики с похожими на слезы камнями стали гармоничным завершением портрета Лизы. Диего провел подушечками пальцев по разгоряченной коже ее щек и надел их. Затем сделал шаг назад, чтобы оценить результат своего труда. Лиза, еще дрожа от его прикосновений и стараясь придать своему голосу спокойствие, спросила:
