она считала меня слабой. — Ты, наверное, думаешь, что я родилась вчера. Вижу, как ты смотришь на него своими большими голубыми глазами и с этой дурацкой улыбкой на губах. Ты действительно думаешь, что смогла бы удержать такого человека, как он?
— Не думаю.
Очередной взрыв смеха прерывает меня, мои пальцы сжимаются вокруг бокала с шампанским, который Кэтрин дала мне ранее. Бокал полон, а теперь еще и теплый в моей горячей потной ладони.
Неужели это так очевидно? Неужели я настолько легко читаема? Неужели все смеются надо мной так же, как и она?
Мои щеки пылают, я не могу отдышаться. Знает ли он?
Эдвард?
— О, моя дорогая, мне действительно жаль тебя. — Она качает головой. — Конечно, я полностью виню мать. За то, что вбила тебе в голову глупые мысли. Тем не менее ты, по крайней мере, можешь узнать правду сейчас, прежде чем будет нанесен какой-либо реальный ущерб.
Правда в том, что я позволила Кэтрин и Эдварду проникнуть в мою голову и сердце. Раньше у меня не было таких проблем. Мне никто не был нужен. И они мне не нужны. Мне не нужен этот мир, я никогда не смогу ему принадлежать.
Болит сердце, на глазах закипают слезы. О нет! Только не здесь!
— Вы понятия не имеете, о чем говорите. — Я пытаюсь пройти мимо.
Но двигаюсь слишком быстро, и мой бокал сталкивается с ней.
Шампанское растекается по ее груди. Она вскрикивает.
— Ты глупая девчонка!
— Простите, мне жаль.
И я бегу, бегу так быстро, что не могу перевести дух. Не чувствую земли под ногами. Ничего не вижу из-за слез.
Крепко зажмуриваю глаза, снова открываю их и оказываюсь в холодном узком коридоре. Тед у меня в руке, и женщина уходит от меня. Женщина, которую я люблю. Женщина, ради которой я сделала бы все, что угодно, только бы удержать ее.
— Мамочка! Мамочка!
Она не поворачивается, и я крепче сжимаю Теда.
Это больше не моя мать. Это Эдвард. Эдвард уходит прочь. Я задыхаюсь от боли и тоски.
— Эдвард! Эдвард!
Он не реагирует, шагая медленно и уверенно. Непоколебимо. Я не могу заставить ноги идти. Идти за ним.
— Эдвард!
Он исчезает. Совсем как мама. Ему все равно. Я не нужна ему.
— Саммер!
Далекий приглушенный звук. Кто-то зовет меня по имени.
— Саммер!
Я качаю головой, чувствуя мягкость вокруг себя, манящее тепло.
— Саммер, проснись.
Какой приятный голос. Приглушенный, хриплый, глубокий. Чья-то рука легонько трясет меня за плечо.
Знакомый успокаивающий аромат в воздухе. Я открываю глаза, щурюсь от слабого света в комнате. Где я? Что…
Эдвард?
Я прижимаюсь спиной к изголовью кровати, сердце колотится о ребра, едва не выпрыгивая из груди.
— Прости, я не хотел тебя напугать.
Я оглядываю комнату. Дверь между нашими спальнями открыта. Я вижу вдалеке его кровать, одеяло сброшено.
Неужели я кричала?
Я смотрю на него, вспоминая свой сон. Если бы просто сон. Это напоминание о прошлом, о том, что случилось в этом доме несколько лет назад, о том, как моя мать бросила меня.
— Прости, — повторяет он и присаживается на край кровати. — У тебя был расстроенный голос.
— Правда?
О, что же я наговорила? Надеюсь, ничего связанного с его матерью? Или звала его?
Он выглядит озабоченным, его лоб нахмурен, а морщины, образовавшиеся за эти годы, лишь добавляют ему привлекательности. И эти глаза! Боже, эти глаза!
— Давай я принесу тебе воды.
Он поднимается, но я не хочу воды. Хочу, чтобы он ушел. Потому что эта комната, мягкий свет, его забота, кровать — все слишком интимно. И я не доверяю себе, чтобы не начать действовать в соответствии с мечтой всей моей жизни, моей фантазией.
— Все в порядке, Эдвард. Я не…
Но он не слушает и уже направляется в ванную. Только сейчас я понимаю, что на нем нет ничего, кроме нижнего белья. Черные трусы, облегающие точеный зад, подчеркивающие тонкую талию и мускулистые бедра с небольшим количеством темных волос.
От этого зрелища у меня перехватывает голос. Жар пробегает по всему телу, соски напрягаются и бисеринками выступают под футболкой. О нет!
Я натягиваю одеяло до подбородка как раз в тот момент, когда он появляется со стаканом воды в одной руке, другой приглаживая волосы. Густые пряди растрепаны, лицо раскраснелось спросонья. Мягкий свет играет на точеных скулах, подбородке, напряженных мышцах груди, спутанных волосах, темной дорожкой скрывающихся под резинкой боксеров.
Дыши, Саммер, дыши.
Он протягивает мне стакан:
— Вот.
— Спасибо, — удается мне выдавить из себя. — Прости, что разбудила тебя.
— Я просто рад, что тебя тут не убивали.
— Ох, так сильно кричала?
— Скажем так: если бы это продолжалось намного дольше, все домочадцы бросились бы тебе на помощь с любым оружием, которое смогли бы найти.
— О, ужас!
Я делаю глоток прохладной воды, надеясь, что это ослабит нарастающий жар. Я бы и хотела думать, что это смущение, но это жар, пронизывающий меня изнутри. Все из-за него. И пульсирующая боль тоже. Я подтягиваю колени к груди.
— Теперь со мной все будет в порядке. Спасибо.
Я снова подношу стакан к губам, делаю глоток, как хорошая девочка, надеясь, что он поймет намек.
— Ты уверена?
Я ощущаю его запах, тепло обнаженного тела, смотрю на него. Складка между его бровями становится глубже, когда я моргаю, глядя на него. Его глаза такие темные при слабом освещении.
Я в порядке? Сейчас? Черт возьми, нет!
Хочу притянуть его ближе, прижаться к нему. Ощутить его губы на своих губах. Они такие идеальные, такие полные, его щетина выглядит соблазнительно грубой, и волосы растрепаны.
— Саммер!
Я старательно улыбаюсь.
— Мне намного лучше. Спасибо.
Он пристально изучает мое лицо, моя улыбка сползает. Что бы он сказал, если бы я попросила его лечь со мной в постель? Никаких обязательств, никаких обещаний, только страсть, желание. Мечты, только мечты.
Он протягивает руку, и у меня перехватывает дыхание. Его пальцы сжимаются вокруг стакана с водой, он выскальзывает из моей ослабевшей хватки.
— Ты дрожишь.
Я смотрю на свои пальцы, они, конечно же, дрожат. Но это больше связано с дикой энергией, которая наполняет меня сейчас, с моей фантазией, и отчасти из-за сна.
— Да? Это пройдет.
Он ставит стакан на прикроватный столик, его внимание привлекает фотография.
— Я помню, когда это было сделано.
— Прекрасный выдался день.
— Вы с бабушкой и детьми ходили срезать тыквы.
— А ты отказался, сказал, это для малышей.
Он пожимает плечами:
— Но бабушка все равно убедила меня.
— Потому что сыграла на твоих качествах мачо.
