его собрал, но остались какие-то детальки и он так недоуменно смотрел на них и чесал затылок, будто бы спрашивая у них: и что же мне с вами делать? Так и я.
— Это не так, Татка.
— Нет. Так, теть Рай. В инструкции к винтику, может быть, жирными буквами написано, что он очень нужный, а на деле оказывается, что не очень. И без него все прекрасно работает.
— Ты чего это удумала? — вдруг строго спросила женщина, пристально заглядывая в мои глаза.
— Ничего, — пожала я плечами и потупила взор.
— Глупая ты еще, Татка. Не понимаешь, что где-то на свете есть человек, которому ты очень-очень нужна. Тот, для кого ты станешь смыслом всей жизни. Просто вы еще не встретились. Вот и все.
— Этот человек должен быть моей мамой, теть Рай, — и еще одна соленая капля сорвалась с ресницы.
— Она…
— Знаю. Она уже не человек.
— Иди сюда, — снова обнимают меня ласковые руки.
И такое облегчение сваливает на меня. Выдыхаю, а потом все-таки пытаюсь криво-косо рассказать о том, что, что случилось в школе. Хочется выговориться хоть кому-то, чтобы кто-то понял меня, а не просто осудил за то, что я слабая и не пошла одна против толпы.
— А этот Марк, он тебе нравится? — осторожно спрашивает Раиса Сергеевна.
— Да, — просто отвечаю я.
— Сильно?
— Сильно.
— Красивый он?
— Мечта любой девушки — красивый, высокий, спортивный, умный и с прекрасной родословной, — криво улыбаюсь я и пожимаю плечами.
— А может оно и к лучшему, Татка.
— Почему?
— Кто знает, что у этих золотых мальчиков на уме? Всякое бывает. Может это божий знак, предупреждение? Настойчивое, жестокое, но предупреждение.
— Да уж… по-другому бы не дошло, — смущенно отвожу глаза.
— Ну вот, другое дело, — хлопает меня по спине добрая женщина, — румянец на тебе смотрится гораздо лучше, чем слезы.
Но ответить ей я уже не успеваю, потому что неожиданно в дверь кто-то звонит и мы обе вздрагиваем. Глаза в глаза, и я понимающе киваю, а потом несусь в дальнюю комнату и там замираю истуканом у двери.
Но переживали мы напрасно. Это не моя мать. И даже не Валера. Это была дочь Раисы Сергеевны — Нина и ее муж Степа.
— Мам, — слышу я голос девушки, — ну что за дела? Целый день дозвониться не могу до тебя. Волнуюсь же! Что случилось?
— Ой, доня, наверное, телефон сел, а я и забыла зарядить. Прости дуру старую.
— Пахнет так вкусно, — слышу зычный голос Степы.
— Тортик это, праздник тут у нас. Татка, а ну беги сюда.
И я выбегаю, а потом застенчиво улыбаюсь гостям, чувствуя, что я теперь не к месту в этой квартире.
Винтик.
Но уйти мне не дают. Только поздравляют меня уже и вновь прибывшие.
Как дома себя чувствую, но обмануться этими ощущениями я себе не позволяю.
Совсем вечереет, а вскоре все отправляются спать. Мне стелют в зале на диване, и я почти уже засыпаю, когда телефон под подушкой оживает:
«Выйди, Тань, это срочно».
Марк!
Боже! Но я все-таки пишу ему ответ.
Я: «Ты время видел?»
Он: «Видел. Я стою под твоими окнами. Даю тебе пять минут».
Я: «Да хоть десять! Мой ответ — нет».
Он: «Что-ж, сама напросилась».
И внутренности обваривает страхом. А потому я тут же строчу ему на все согласное:
«Ладно».
«Ладно», — тут же приходит в ответ.
Крадучись, выбираюсь из кровати и наскоро одеваюсь, а потом, стараясь не шуметь, выхожу в подъезд, отмечая, что у нас в квартире уже все стихло. Запахиваю на груди кардиган и выхожу на улицу. Оглядываюсь и почти сразу же попадаю в плен стальных глаз.
— Сядь в машину, — глухо произносит он и я отрицательно трясу головой.
— Нет. Говори, зачем приехал и прощаемся.
— Я сказал — сядь в машину! — он не кричал, просто давил интонациями.
А еще я отчетливо поняла, что Марк сильно не трезв.
— Нет, — упорно стою я на своем, а потом разворачиваюсь и иду назад.
Но не успеваю сделать даже пары шагов, как меня дергают обратно, разворачивают и прижимают к металлической подъездной двери.
— А как надо сделать, чтобы ты сказала, да? — от него пахнет табаком и шоколадом, замешанном на алкоголе.
— Ты пьян, — бормочу я, а потом замираю, когда его ладонь сжимается у меня на шее.
— Сколько ты хочешь? — хмурится и еще ближе склоняется надо мной. Так, что наши дыхания смешиваются.
— Что?
— Гордеев же делал это за бесплатно. А я готов заплатить. Тебе же нужны бабки? Слушай, ну точно в этой дыре будут не лишними. Да и мне много не надо, Танюха. Одного раза за глаза, — и его лицо перекашивается от скабрезного оскала.
Это не улыбка, о нет-нет!
— Я не понимаю…О чем ты говоришь?
— Оу…будешь ломать комедию, да? Ну, ок. Я, знаешь ли, не гордый.
— Марк, — пытаюсь я отцепить его руки со своей шеи.
— Я хочу тебя получить. Сколько ты хочешь за это?
И внутри меня после этих слов все умирает и превращается в тлен.
— Чего задумалась? Прикидываешь сколько с меня слупить? Да ты не стесняйся, Тань, я не твой нищеброд Гордеев. Или…оу…ты все еще собираешься корчить из себя мисс-невинность. Поздно, дорогая моя, я уже видел кадры, где ты страстно обжималась на школьном дворе со своим Стасиком, а потом притащила его прямо сюда. Так что, давай, оставим глупости. Я хочу. Ты делаешь. Сколько?
Кадры? О чем толкует этот идиот?
— Иди к черту! — выдыхаю я и понимаю, что практически задыхаюсь от беззвучных рыданий, — Убирайся!
— Десять тысяч. Что нет? Двадцать? Давай так, я даю тебе полтос, и ты спокойно садишься в тачку, а потом по-быстрому раздвигаешь передо мной свои ноги. Идет?
— Да пошел ты!
Что есть мочи, я пинаю его по голени, а потом, замахнувшись, выписываю этому куску дерьма звонкую пощечину. Рычит, пытается впиться мне в губы, но я снова луплю его, дергаясь всем телом и намереваясь вырваться на волю.
— Цветочки тебе таскал, идиот! — зло смеется он, скручивая меня своими сильными ручищами, а я рыдаю, — Знал бы я какая ты блудливая дрянь, то сразу бы зашел с козырей.
— Пусти! Пусти, ублюдок!
— Назови цену! — его шатает из стороны в сторону.
— В задницу себе свои деньги засунь! И утрамбуй хорошенечко! Понял? — и я все-таки вырываюсь из его рук, а потом отбегаю на безопасное расстояние, оглядываясь по сторонам в поисках помощи.
Но тщетно. Вокруг никого.
Только в машине, на которой приехал Хан, за рулем сидит водитель и безучастно смотрит вдаль. Такой
