Кирилл открыл глаза, посмотрел в иллюминатор. Под крылом — облака… Где-то там впереди — Америка.
Влада с удивлением узнала, что в свое время Нью-Йорк был столицей США. А поскольку он севернее Вашингтона, то и выходило, что Нью-Йорк — северная столица, то есть почти Санкт-Петербург. Это была счастливая мысль, которой она с радостью поделилась с мужем в одном из писем.
Звонил он редко. Телефонная связь в основном работала в направлении С.-Петербург — Нью-Йорк. Людмила Васильевна названивала сыну, не считаясь с затратами, была в курсе всех его дел и делилась информацией с Владой, по десять раз повторяя одно и то же.
Его редкие звонки Влада не любила. Иногда даже не подходила к телефону. А вот письма…
Письма всегда были праздником.
Однажды с одним из писем вышла странная история. Влада только вынула его из почтового ящика, поднялась домой и сразу нарвалась на телефонный звонок Михаила.
Она говорила с Майклом полчаса. Точнее, Михаил говорил с ней. А когда положила трубку, письма не нашла. Письмо исчезло. Вдвоем со свекровью они перевернули всю квартиру — никаких результатов. Влада уже в открытую плакала, и тогда Людмила Васильевна вызвала Егория.
Колдун Егорий приехал, походил по комнатам, потом снял с полки туристический справочник по Нью-Йорку, в котором и оказалось письмо. Как оно туда попало — осталось загадкой. Осталось загадкой и то, как Егорий смог найти его.
В своих письмах к Владе с большим количеством скобок — двойных и даже тройных — Кирилл вел себя как очаровательный пошляк.
“…Тебе нужно было организовать в Питере фирму по оказанию сексуальных услуг по почте, — отвечала ему Влада, — ты заработал бы больше денег, чем в своей дурацкой Америке…”
Когда она уже стала терять интерес к бумажной эротике и Кирилл по ответным письмам почувствовал это, он придумал “игру”, которую (сыграв раз), Влада приняла на “ура”…
“Жена! — писал он. — (Извиняюсь за жесткость обращения. Не хочу распускать слюни. Мужчину суровость украшает! [Не верь! Каждую ночь я рыдаю в подушку и засыпаю с наушниками на ушах (слушаю нашу кассету), на которых (на тех и на других) я натер уже огромные мозоли.] Я внемлю звукам, порожденным нашей страстью (кассету, как и обещал, берегу, привязал к ней гранату и в случае чего подорву ее вместе с собой), и душа моя выпрыгивает из тела и бежит к тебе по тонким астральным слоям, трепеща от любви. [По-моему, написано красиво. Перечитал и получил истинное наслаждение.] (Кокетничаю.)
Находясь вдали от тебя и проникнувшись твоими настроениями, я пришел к выводу, что я тебе нужен. Здесь и (одновременно) — там. Не имея возможности физически находиться сразу в двух местах, я обнаружил (смотри выше), что способен достигать тебя душой. Открытие это подвигает меня [кстати, пока не забыл — позвони Шекловитову, он передаст тебе деньги (не хочу, чтобы ты нуждалась еще хоть в чем-то, кроме меня] на эксперимент…
А сейчас серьезно. Я назначаю тебе свидание. Приходи в первый четверг октября в Эрмитаж. Ровно в двенадцать часов встань перед картиной Рубенса “Союз Земли и Воды” и смотри на нее внимательно. Очень внимательно. (Спокойно!) Я буду там! Я подойду и встану за твоей спиной. Ты почувствуешь это. Смотри на картину. У нас будет всего несколько минут. Только, умоляю, не оборачивайся! Если обернешься — все испортишь. Итак: первый четверг октября. Я обязательно буду.
И немного нескромностей…”
Влада подошла к музею за полчаса до открытия. Кириллу удалось самое главное — смутить ее. Она нисколько не сомневалась, что это шутка. Точнее, не шутка, а неправда. Неправда, что он будет там. Но он хорошо знает ее. Знает, какая она впечатлительная. Он заронил в ее душу веру. Он загипнотизировал ее конкретностью: время, место, картина… Он разбудил ее фантазию… Вот и все его присутствие…
Но… Но чем черт не шутит… А может быть, Кирилл — “боец невидимого фронта” и начальство устроило ему свидание с женой. Как Штирлицу… Или… мало ли что…
Влада купила билет, сдала плащ в гардероб и пошла осматривать экспозицию.
Ровно в двенадцать она стояла у картины Рубенса “Союз Земли и Воды”.
Она с удивлением разглядывала картину: замкнутое пространство, обнаженные тела, неиссякающий источник, льющийся из кувшина… Пряность и вожделение. Влада почувствовала себя внутри картины. Она слышала журчание воды, шорох листьев, песню вдалеке…
К картине подошла экскурсия — школьники. Серьезная экскурсоводша построила их в полукруг и хорошо поставленным голосом начала рассказывать:
— Искусство великого фламандского художника Питера Пауля Рубенса относится к драгоценному классическому наследию мировой художественной культуры…
Влада, счастливая, с миром в душе, вышла на улицу. Светило солнце, отдавая последние крохи своего тепла. Воздух был по-особенному прозрачен, и необыкновенно легко дышалось.
Что ж, думала она, придется назначить ему ответное свидание где-нибудь в Нью-Йорке.
Влада свернула на Дворцовую, потом на Миллионную. Она подержалась за палец атланта, тот самый, за который они уже держались с Кириллом.
Боже, как давно это было!
Она хотела выйти на Марсово поле, но дорогу ей перебежала черная кошка, и Влада свернула в Аптекарский проезд. У моста, ведущего к Спасу-на-Крови, ее остановили.
— Костя! — послышался голос, усиленный мегафоном, — не пускай никого. Сейчас будем снимать!
— Девушка, — деловито обратился к ней молодой человек, — если вы не торопитесь, подождите немножко. А если торопитесь, в-о-о-о-н туда, пожалуйста…
Только сказав это, молодой человек внимательно посмотрел на Владу.
— Ба! Знакомые все лица! — воскликнул он. — А я вас вспоминал. Не знаю почему, но вспоминал.
И Влада узнала ассистента Костю, которого она видела летом возле станции метро “Горьковская”.
Вместе с Владой остановили еще несколько человек. Кто-то, возмутившись, пошел на другой мост, а кто-то остался и наблюдал за съемками.
Снимали простенький эпизод. Главный герой — все тот же немолодой седой трубач — задумчиво идет по мосту…
— Мотор! — крикнул режиссер.
— Дубль двадцать девять, — крикнула девушка с хлопушкой, и трубач в двадцать девятый раз пошел.
— Изволите здесь жить? — попытался завязать разговор Константин.
— Изволю здесь гулять. Люблю, знаете ли, — в тон ему ответила Влада.
— Мне странна ваша холодность, — наигранным тоном продолжил Костя, — обычно девушки от меня без ума.
В этот момент раздался голос режиссера:
— Стоп! Съемка окончена! Всем спасибо!